– Знаешь, я тоже! Ты замечательный человек!
– Человек или женщина? – усмехнувшись, уточнила она.
Я не повелся на удобную перемену темы и продолжил говорить о нас с ней:
– И то, и другое. Не знаю, действительно ли ты беременна, но в любом случае, даже если ты выйдешь замуж, я постараюсь помогать тебе, чем смогу. Нас всех скоро ждут большие испытания, и я хочу предупредить тебя об этом заранее. В Москве будут большие перемены, скоро начнется общая смута. Постарайся как-то обезопасить себя и свою семью…
– Ты сказал – смута? – Она сразу поверила и выделила главное. – Будут бунты или смута?
– Все здесь будет: и бунты, и набеги, – тщательно подбирая слова, ответил я. – Плохо будет.
Девушка смотрела мне прямо в глаза, ожидая разъяснения.
– Хорошо, я тебе расскажу, – промолвил я и начал «предсказывать» близкое будущее страны. Этот специфический разговор было очень сложно переводить на старорусский. Многих понятий, о которых я пытался рассказать, еще просто не существовало в языке. Чтобы их объяснить, приходилось подбирать относительно близкие по смыслу слова, что неминуемо искажало общий смысл моего «пророчества». Она рассеяно слушала, и мне в какой-то момент показалось, что потеряла нить разговора.
– Ты понимаешь, о чем я говорю? – спросил я.
Она не ответила, внимательно глядя на меня огромными глазами. Потом задала единственный вопрос:
– И долго продлится смута?
– Долго, восемь лет. Погибнет очень много людей, особенно в Москве. Попробуй уговорить отца переехать куда-нибудь на север.
– А кто останется здесь? – спросила она.
– Где здесь? В Москве? – не понял я. – Останутся те, кто здесь живет. Мало ли…
– А кто будет нас защищать? – спросила она.
Вопрос был хороший, но слов для ответа на него у меня не оказалось. Философских разговоров о патриотизме и долге перед отечеством при моем знании старорусского языка я бы просто не потянул.
– Знаешь что, – сказал я, увиливая от ответа, – пусть мужчины воюют, а женщины рожают детей.
И тут она сказала такое, после чего в чем-либо убеждать ее было бы, по меньшей мере, наивно. В моем вольном переводе это ее заявление звучит как настоящий афоризм:
– Мужчины в бою с врагом защищают честь, а женщины – будущее!
У меня от удивления отвисла челюсть:
– Алена, ты не метишь случайно в русские Жанны д'Арк?
– В кого мечу? – не поняла она.
– Хочешь стать святой или великомученицей, – доступными ее пониманию словами объяснил я.
– Нет, я святой никогда не стану, я большая грешница.
– Это еще как сказать… С такими взглядами ты запросто можешь стать национальной героиней!
Алена глубоко задумалась, и мы долго молчали. Потом она тихо, чтобы я не заметил, вздохнула:
– Скоро приедет тятя, мне нужно одеваться.
– Одевайся, – ответил я.
– Ты не можешь отсюда выйти?
– Хорошо, сейчас только сам оденусь, – без лишних разговоров согласился я.
Сказка должна была вот-вот кончиться, наступала новая реальность, в которой девушке одеваться при постороннем человеке было стыдно. Я это понял и не стал вышучивать ее совершенно, на первый взгляд, нелогичную просьбу. Тем более что и мне захотелось побыть одному.
Я вышел из землянки. Небо уже светлело, звезды погасли, и хорошо видны были только планеты солнечной системы. Яркая голубая Венера, будто в насмешку, подмигивала мне, пробираясь сквозь легкие перистые облачка. Просыпались первые утренние птицы. Какая-то неведомая птаха резко щелкала, словно прочищая перед утренним пением горло.
Я оседлал соскучившегося по человеческому вниманию Воронка, привязал его возле землянки и пошел к пруду. Над ним висела легкая туманная дымка. В воде плескалась проснувшаяся рыба. Начинался новый день, который, если все пойдет, как задумано, я уже проведу один, без Алены.
Заржал Гнедко, ему издалека откликнулась невидимая в потемках лошадь. Я пошел навстречу гостям.
Вскоре из полумрака выплыли два всадника. Я подождал, пока они подъедут, и первым поздоровался.
– Как Аленка, здорова? – спросил Арсений.
– Здорова, вас дожидается, – ответил я. – На дорогах спокойно?
– Вчера стрельцов не видели, – вмешался в разговор Ванюша. – Целый день в засаде сидел. Видать, дьяк утихомирился.
– Слышно, в Москве народ царевича Дмитрия ждет. Может быть, дьяк с дружиной туда уехал?
– Дай-то Бог, – сказал я, имея в виду отсутствие разъездов, а не свержение Бориса Годунова. – Вам главное до Москвы добраться.
– Девка моя не баловала? – спросил Арсений, когда мы приблизились к землянке.
– Нет, у вас очень хорошая дочь, вам можно только позавидовать, – искренне сказал я.
– А то! Моя, небось, кровь!
Из землянки в мужском платье вышла Алена и поклонилась. Все молчали, то ли по обычаю перед дорогой, то ли оттого, что нечего было сказать.
– Давайте, что ли, прощаться, – вздохнув, предложил Арсений. – Спасибо тебе, Алексей. Будешь в Москве, милости просим в гости. А может, все-таки поедешь с нами?
Я отрицательно покачал головой. Алена поклонилась и, не глядя на меня, села в седло. Мужчины последовали ее примеру.
– С Богом! – на прощанье сказал купец и тронул поводьями лошадь.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94