Так что лежи спокойно. Сейчас тебе станет тепло и хорошо. Потому что нет ничего спасительнее материнского тепла…
Инга не отзывалась. Мамонт ощупью нашел ее лицо, послушал дыхание – спутница уже спала.
Он не обманывал, когда говорил о чудодейственности не просто биологического тепла, а материнского, особого тепла, поскольку добытый зверь оказался медведицей, и два вырезанных из чрева медвежонка вместе с маткой лежали сейчас в углу берлоги. Прежде чем угнездиться самому рядом с тушей, он взял их, вытащил наверх и забросил подальше в снег…
Во сне она стонала и плакала от боли – отходили обмороженные ноги. И он скрипел зубами, ощущая ту же боль, разламывающую пальцы, но ни разу не проснулся до конца, чтобы ощутить явь. Наконец, вырвавшись из тяжкой дремоты, он обнаружил, что на улице день и отраженный от снега яркий солнечный свет достает до глубин медвежьей норы, так что можно различить свои руки.
Инга еще спала, и лицо ее смутно белело на черной шкуре. Мамонт густо смазал обмороженные и распухшие пальцы медвежьим жиром, намотал портянки и, пересиливая боль, загнал ноги в сапоги. Пока спутница не проснулась, следовало сходить и поискать спички: в мерзлом снегу они не могли размокнуть. Однако едва он сунулся в лаз, как Инга окликнула громким, шипящим шепотом – потеряла голос.
– Мамонт? Мамонт!.. Где я?
– Ничего не бойся. – Он потрогал ее лицо. – Я сейчас пойду искать спички. Потом разведу костер и приму роды.
– Какие роды?
Она заспала все, что было вчера, и это разгрузило ее психику. Сейчас ей можно было рассказывать сказки…
– Тебя проглотил медведь. И когда у нас появится огонь, я достану тебя из брюха. Помнишь сказку про Красную Шапочку?..
– Нет, правда, где я? Наконец я согрелась, первый раз, даже тела не чувствую… Только ноги ноют.
– Говорю же, в медвежьем брюхе.
– Зачем ты обманываешь?.. Я уже не верю в сказки.
– А жаль… В таком случае, лежи и не шевелись. Береги тепло, скоро его не будет.
Он выбрался наружу и несколько минут не мог смотреть – резало глаза от сверкающего солнца и зернистого снега. Мороз давил градусов под тридцать, заиндевевшие деревья стояли неподвижно, будто соляные разводья в Зале Мертвых. Мамонт прошел своим старым следом к куче дров, первым делом поднял и отряхнул от снега волчий треух, натянул его на голову, затем взял топор и принялся разгребать лезвием снег. Рыл почти до земли, медленно продвигаясь по пути своего безумного вчерашнего движения к призрачному старцу. Если бы успел чиркнуть спичкой, запалить заготовленную бересту, не было бы видения. Живой огонь в один миг вернул бы разум из-за роковой черты, где начинается бесконтрольная игра воображения… И все-таки, откуда на Урале взялся еще один снежный человек? Ведь давно уже, от самого водораздела, гонится он по его следам, проявляя то ли простое любопытство к себе подобному существу, то ли преследуя Мамонта с определенными целями. Неужели хранители «сокровищ Вар-Вар» свели с ума и превратили в говорящую обезьяну не одного только Зямщица?..
Мамонт вскопал длинную гряду снега чуть ли не до следов снежного человека и ничего не нашел. Он точно определил, где стоял, когда окликнула Инга, и как потом пошел к пригрезившемуся Атенону, и в каком месте примерно выпустил из руки коробок, однако снег на этом вероятном пути движения оказался пуст. Возвращаясь назад, к дровам, он внезапно увидел спичку, воткнувшуюся в снег вверх серной головкой! Она оказалась с правой стороны, значит, коробок должен лежать где-то слева. Убрав драгоценную спичку в бумажник, Мамонт встал на колени и принялся перелопачивать снег, постепенно увеличивая круг. И с подступающей тоской ощущал, как все меньше и меньше остается надежды. Нельзя было допускать, чтобы она иссякла вообще.
Мамонт подстелил одеяло и сел на кучу дров, в который раз проигрывая в воображении вчерашние события. Здесь наверняка было заколдованное место, некая «черная дыра», куда улетало все, что хоть на мгновение выпущено из рук или памяти. Замкнутый круг, обманчивое пространство, где почти не действует сила разума и логики. Всего в полукилометре перевал Дятлова, где накрылась целая группа туристов, кем-то напуганных, сбежавших полуголыми в мороз из теплой палатки. А чуть подальше – зловещая гора Солат-Сяхла, Гора Мертвых…
Может, постучался к ним или заглянул снежный человек? Или он и есть – дух смерти?..
Ноги начинало прихватывать, обмороженные пальцы быстро и безболезненно потеряли чувствительность. Мамонт подобрал оставленные вчера вещи и скорым шагом направился к берлоге. Нужно отогреться, хотя медвежья туша уже остыла и лишь в чреве еще хранится тепло, «принять роды», запеленать новорожденную и снова искать, пока светло. Перерыть три раза, десять, просеять весь снег, ибо от этого зависит жизнь. В медвежьем логове скоро станет так же холодно, как и на улице…
Найденную спичку оставить на самый крайний случай, когда иссякнет всякая надежда, ибо зажечь ее без коробка не так-то просто, а пока она лежит целой, есть узкая щель из этой «черной дыры»…
Мамонт спустился в берлогу: оказалось, Инга спала и проснулась от шороха в горле лаза.
– Это ты? Мамонт? – испуганно зашептала она. – Кто заслонил свет?
– Вставай! – приказал он, нащупывая в темноте ее одежду. – Пора тебе явиться на свет Божий.
– Но мне тепло, зачем?..
– Не заметишь, как вмерзнешь в тушу! – Мамонт расширил отверстие у головы. – Все нужно делать в свой срок. Помнишь, у Экклезиаста…
– Я не читала Экклезиаста, – призналась она. – Скажи, где я?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21