ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Да как же ты в глаза-то посмотришь людям, когда этих гадов попрут из России?
– А нечего было их пускать сюда, – не смущаясь ответила та. – Сами ушли, а теперь нас стыдите? А где они, наши парни? Нет их… – Она повернулась и ушла в спальню.
Он сбросил с себя верхнюю одежду и переоделся в черный мундир. Когда послышался за окном шум мотора, а по окнам мазнул свет автомобильных фар, в одном сапоге вскочил со стула и выглянул на улицу. Легковая машина проехала мимо. Задние фонари у нее не горели.
Кузнецов облегченно вздохнул, натянул другой сапог. Вечером, когда он шел вслед за эсэсовцем, то прикидывал, не будут ли жать его сапоги. И вот оказались в самый раз. И форма вроде сидит нормально. Лунный свет высветил на столе хлеб, закуску. Только сейчас Иван Васильевич почувствовал, что зверски хочет есть. Ведь с самого утра крошки во рту не было. Он уселся за стол, пододвинул к себе банку с сардинами, но аппетит вдруг пропал, когда вспомнил, что убитый им фашист, может, тыкал вилкой в эту самую банку.
Он резко встал из-за стола, чуть не опрокинув стул. Хозяйка в темном платье появилась на пороге. Она смотрела на него темными провалами глазниц, правая рука ее теребила ворот, будто ей было душно.
– Бери и меня с собой. Не пропадать же мне тут совсем…
Кузнецов подошел к ней и долгую минуту пристально смотрел на женщину.
На высокой белой шее темнела ямка, как раз на том самом месте, где сходятся ключицы. Обычно в подобной ситуации любая женщина потеряла бы голову, а она – нет. Держится на удивление смело.
– Ты еще можешь изменить свою жизнь, Маруся Бубенцова, – медленно обронил он. – И думаю, многое тебе простится, если ты поможешь нам.
– Кому вам-то? Я даже не знаю, как тебя звать.
– Этого и не надо… А помощь от тебя вот какая может потребоваться: живи, как жила… – Он перешел на немецкий: – Их язык-то знаешь?
– Знаю, – быстро ответила она. – Я до войны училась в институте иностранных языков. Могу и по-английски.
– Хорошо, – кивнул Кузнецов. – Слушай в казино, о чем болтают офицеры, и мотай на… – Он усмехнулся: – Неудачное сравнение… В общем, все важное, что касается их секретов, передвижений, запоминай.
– И кому это нужно?
– Родине, Маруся, Родине, – сказал Иван Васильевич. – Ты ведь не веришь, что они пришли сюда навечно?
– Я их ненавижу, – вырвалось у нее. – Моя подруга попала в дом терпимости. – Она блеснула на него глазами. – Думаешь, это лучше? Ни одной смазливой девушки не пропустят мимо… Я ведь не сразу стала такой: пряталась на хуторах, лицо сажей мазала, да что говорить! Куда от них скроешься? Нашли… Ну а потом было уже на все наплевать. Так и живу: день да ночь – сутки прочь.
– Стыдно, – резко сказал Кузнецов. – Люди гибнут, у вас на площади комсомолку повесили, а ты говоришь «наплевать». Конечно, спать с их офицерами безопаснее!
– Так что, может, лучше повеситься? – с вызовом спросила она.
– Глупости, – оборвал Кузнецов. – Слушай меня внимательно, к тебе придет человек и назовет пароль. – Он дважды тихо повторил пароль. – Ему все и расскажешь, что узнаешь от офицеров. Ну а выдашь…
Она поспешно сделала протестующий жест рукой.
– Выдашь – тогда не взыщи, Маруся Бубенцова, – жестко закончил он. – Не взыщи.
Она проводила его до двери, брезгливо перешагнула через полуголого эсэсовца.
– А этим-то что сказать?
– То и скажи, что было, – ответил он. – Только обрисуй меня по-другому: мол, маленький, чернявый, грозился, мол, и тебя убить, да на тебя… заразу пулю пожалел.
– В комендатуру идти?
– Как рассветет, так и ступай, – сказал он.
– Жаль, поздненько ты явился, – тяжело вздохнула она. – Может, и по-другому все было бы со мной… Ну да узнают они еще, кобели проклятые, Маруську Бубенцову!
Глаза ее лихорадочно блестели в темноте.
2
Не успел экипаж Гельмута занять свои места, как на крыло «юнкерса» взобрался гауптштурмфюрер СС, лицо раздраженное, кобура расстегнута, красноватая рукоятка парабеллума зловеще блестит на солнце. Эсэсовец забарабанил рукой в плексигласовый фонарь. Он изрыгал ругательства, весь кипя от злости.
– Какого черта? – буркнул Гельмут, отбрасывая назад фонарь.
– Партизан ищет, – заметил штурман Шервуд. – От этих эсэсовцев скоро будет некуда деться!
– В чем дело, гауптштурмфюрер? – сдерживая раздражение, осведомился Гельмут.
С эсэсовцами лучше поосторожнее. Неделю назад так же перед самым вылетом запретили подниматься в воздух экипажу майора Хальштейна. Перевернули вверх дном весь самолет, нашли эбонитовую коробку со взрывчаткой. В другой раз заставили техников снять крупные фугасные бомбы – оказалось, что половина была с испорченными взрывателями. Бомбы делали на подземном заводе военнопленные.
– Вы знаете, что ваши бомбы не взорвались?! – орал эсэсовец. – Вы летите в тыл врага, жжете бензин, а ваши бомбы не взрываются!
– Гауптштурмфюрер, мы бомбы не делаем, мы их сбрасываем на стратегические объекты, – счел нужным возразить Гельмут Бохов.
– У нас есть сведения, – заявил эсэсовец, нависнув над штурманом, – что ваш бомбовый груз – это балласт.
– Потолкуем после возвращения, – сказал Гельмут, потянувшись к фонарю, – диспетчер уже показывал флажком, что вылет разрешен, – но эсэсовец перехватил его руку, решительно протиснулся в кабину.
– В таком случае я лечу с вами! – прокричал он в ухо Гельмуту сквозь рев взлетающих один за другим «юнкерсов».
«Черт с тобой, лети!» – подумал летчик, готовясь тронуться с места. – Узнаешь, почем фунт лиха, в парадном своем френче…»
Вырулив на взлетную полосу, Гельмут дал газ, и «юнкерс» послушно побежал по широкой, чуть влажной дорожке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213
– А нечего было их пускать сюда, – не смущаясь ответила та. – Сами ушли, а теперь нас стыдите? А где они, наши парни? Нет их… – Она повернулась и ушла в спальню.
Он сбросил с себя верхнюю одежду и переоделся в черный мундир. Когда послышался за окном шум мотора, а по окнам мазнул свет автомобильных фар, в одном сапоге вскочил со стула и выглянул на улицу. Легковая машина проехала мимо. Задние фонари у нее не горели.
Кузнецов облегченно вздохнул, натянул другой сапог. Вечером, когда он шел вслед за эсэсовцем, то прикидывал, не будут ли жать его сапоги. И вот оказались в самый раз. И форма вроде сидит нормально. Лунный свет высветил на столе хлеб, закуску. Только сейчас Иван Васильевич почувствовал, что зверски хочет есть. Ведь с самого утра крошки во рту не было. Он уселся за стол, пододвинул к себе банку с сардинами, но аппетит вдруг пропал, когда вспомнил, что убитый им фашист, может, тыкал вилкой в эту самую банку.
Он резко встал из-за стола, чуть не опрокинув стул. Хозяйка в темном платье появилась на пороге. Она смотрела на него темными провалами глазниц, правая рука ее теребила ворот, будто ей было душно.
– Бери и меня с собой. Не пропадать же мне тут совсем…
Кузнецов подошел к ней и долгую минуту пристально смотрел на женщину.
На высокой белой шее темнела ямка, как раз на том самом месте, где сходятся ключицы. Обычно в подобной ситуации любая женщина потеряла бы голову, а она – нет. Держится на удивление смело.
– Ты еще можешь изменить свою жизнь, Маруся Бубенцова, – медленно обронил он. – И думаю, многое тебе простится, если ты поможешь нам.
– Кому вам-то? Я даже не знаю, как тебя звать.
– Этого и не надо… А помощь от тебя вот какая может потребоваться: живи, как жила… – Он перешел на немецкий: – Их язык-то знаешь?
– Знаю, – быстро ответила она. – Я до войны училась в институте иностранных языков. Могу и по-английски.
– Хорошо, – кивнул Кузнецов. – Слушай в казино, о чем болтают офицеры, и мотай на… – Он усмехнулся: – Неудачное сравнение… В общем, все важное, что касается их секретов, передвижений, запоминай.
– И кому это нужно?
– Родине, Маруся, Родине, – сказал Иван Васильевич. – Ты ведь не веришь, что они пришли сюда навечно?
– Я их ненавижу, – вырвалось у нее. – Моя подруга попала в дом терпимости. – Она блеснула на него глазами. – Думаешь, это лучше? Ни одной смазливой девушки не пропустят мимо… Я ведь не сразу стала такой: пряталась на хуторах, лицо сажей мазала, да что говорить! Куда от них скроешься? Нашли… Ну а потом было уже на все наплевать. Так и живу: день да ночь – сутки прочь.
– Стыдно, – резко сказал Кузнецов. – Люди гибнут, у вас на площади комсомолку повесили, а ты говоришь «наплевать». Конечно, спать с их офицерами безопаснее!
– Так что, может, лучше повеситься? – с вызовом спросила она.
– Глупости, – оборвал Кузнецов. – Слушай меня внимательно, к тебе придет человек и назовет пароль. – Он дважды тихо повторил пароль. – Ему все и расскажешь, что узнаешь от офицеров. Ну а выдашь…
Она поспешно сделала протестующий жест рукой.
– Выдашь – тогда не взыщи, Маруся Бубенцова, – жестко закончил он. – Не взыщи.
Она проводила его до двери, брезгливо перешагнула через полуголого эсэсовца.
– А этим-то что сказать?
– То и скажи, что было, – ответил он. – Только обрисуй меня по-другому: мол, маленький, чернявый, грозился, мол, и тебя убить, да на тебя… заразу пулю пожалел.
– В комендатуру идти?
– Как рассветет, так и ступай, – сказал он.
– Жаль, поздненько ты явился, – тяжело вздохнула она. – Может, и по-другому все было бы со мной… Ну да узнают они еще, кобели проклятые, Маруську Бубенцову!
Глаза ее лихорадочно блестели в темноте.
2
Не успел экипаж Гельмута занять свои места, как на крыло «юнкерса» взобрался гауптштурмфюрер СС, лицо раздраженное, кобура расстегнута, красноватая рукоятка парабеллума зловеще блестит на солнце. Эсэсовец забарабанил рукой в плексигласовый фонарь. Он изрыгал ругательства, весь кипя от злости.
– Какого черта? – буркнул Гельмут, отбрасывая назад фонарь.
– Партизан ищет, – заметил штурман Шервуд. – От этих эсэсовцев скоро будет некуда деться!
– В чем дело, гауптштурмфюрер? – сдерживая раздражение, осведомился Гельмут.
С эсэсовцами лучше поосторожнее. Неделю назад так же перед самым вылетом запретили подниматься в воздух экипажу майора Хальштейна. Перевернули вверх дном весь самолет, нашли эбонитовую коробку со взрывчаткой. В другой раз заставили техников снять крупные фугасные бомбы – оказалось, что половина была с испорченными взрывателями. Бомбы делали на подземном заводе военнопленные.
– Вы знаете, что ваши бомбы не взорвались?! – орал эсэсовец. – Вы летите в тыл врага, жжете бензин, а ваши бомбы не взрываются!
– Гауптштурмфюрер, мы бомбы не делаем, мы их сбрасываем на стратегические объекты, – счел нужным возразить Гельмут Бохов.
– У нас есть сведения, – заявил эсэсовец, нависнув над штурманом, – что ваш бомбовый груз – это балласт.
– Потолкуем после возвращения, – сказал Гельмут, потянувшись к фонарю, – диспетчер уже показывал флажком, что вылет разрешен, – но эсэсовец перехватил его руку, решительно протиснулся в кабину.
– В таком случае я лечу с вами! – прокричал он в ухо Гельмуту сквозь рев взлетающих один за другим «юнкерсов».
«Черт с тобой, лети!» – подумал летчик, готовясь тронуться с места. – Узнаешь, почем фунт лиха, в парадном своем френче…»
Вырулив на взлетную полосу, Гельмут дал газ, и «юнкерс» послушно побежал по широкой, чуть влажной дорожке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213