Миссис Найт принялась переставлять настольную лампу, чем только вызвала раздражение мужа. Ему не терпелось приступить к чтению.
Сейчас его голос уже не звучал тихо. Он гремел на всю комнату, и викарий при этом вовсе не тужился, как миссис Найт. Читал он великолепно. Никогда еще я не слышал человека, который бы так умел владеть голосом, так удивительно четко произносил слова. И никогда еще я не видел, чтобы человек так наслаждался собственным чтением. Время от времени мистер Найт поглядывал на нас поверх рукописи, чтобы удостовериться, что и мы получаем удовольствие от его чтения. Эта сцена так захватила меня, что я с трудом улавливал содержание проповеди.
Мистер Найт прочел нам «хороший большой кусок». Собственно, он прочел всю проповедь: чтение длилось двадцать четыре минуты, по часам. Наконец он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Миссис Найт разразилась восторженными, благоговейными похвалами. Внес свою скромную лепту и я.
— Пожалуйста, дорогая, воды, — очень тихо, не поднимая век, произнес мистер Найт. — Стакан воды. Простой воды!
Я ушел в ванную переодеться и, натягивая свой костюм, принялся обдумывать, как бы улучить минуту и попрощаться с Шейлой наедине. Несмотря на владевшее мною волнение, размышлял я и об ее отце. Он был тщеславен — безмерно, до глупости тщеславен и вместе с тем проницателен; невыносимый позер, но хитрый, ехидный, ловкий; болезненно мнительный и смешной — и вместе с тем человек огромной силы. С таким нельзя не считаться. Я подумал, что мог бы с ним поладить. Конечно, придется терпеть его коварство, ибо как противник он гораздо опаснее своей жены. Мурлыча про себя какой-то мотив, я пришел еще к одному выводу: мистера Найта тревожит Шейла, но не потому, что она пригласила меня. Эта тревога не покидала его все время, пока она молча сидела у пылающего камина, и между мною и им пробежала искра сочувствия — не симпатии, а только сочувствия.
Спускаясь вниз, я услышал негодующий голос миссис Найт.
— Но сейчас слишком сыро, об этом и думать нечего! — Донеслось до меня сквозь прикрытую дверь гостиной. — Ты просто хочешь слечь! — продолжала миссис-Найт, когда я открыл дверь. — Неужели у тебя нет ни капельки здравого смысла! Будь даже самая прекрасная погода…
— Я провожу вас, — сказала мне Шейла.
— Втолкуйте ей, что об этом не может быть и речи! Это просто нелепо! — сказала миссис Найт.
— Но ведь я не знаю, какая сейчас погода, — нехотя заметил я. — Правда, похоже, что ветрено.
Снаружи доносились завывания ветра.
— Если вы не боитесь ветра, то и я не боюсь, — не отступалась Шейла.
Мистер Найт по-прежнему полулежал в кресле, закрыв глаза.
— Не следует ей этого делать, — театральным шепотом на всю комнату произнес он. — Не следует .
— Вы готовы? — спросила Шейла.
Родителям не сломить было ее воли. Пока она надевала в холле макинтош, у меня впервые мелькнула мысль, что я не имею понятия, ни малейшего понятия о том, какие чувства она питает к отцу и к матери.
За дверью ветер ударил нам в лицо. Шейла громко рассмеялась. Дождь был не сильный, зато ветер бушевал вовсю, налетая шквалами и осыпая нас тучами брызг. Мы шли молча по пустынной деревенской улице. Мне было необыкновенно хорошо: ведь никогда еще Шейла не была мне так близка! Когда мы свернули на тропинку, наши руки встретились, и рука Шейлы сжала мою.
За всю дорогу мы еще не произнесли ни слова. Первой заговорила Шейла.
— Почему вы так стремились угодить моей матери? — тоном укора, но очень мягко спросила она.
— Чем же я стремился ей угодить?
— Изображали, будто вы гораздо богаче, чем на самом деле.
— Я говорил только правду.
— Но у нее создалось о вас ложное впечатление, — возразила Шейла. — И вы сами это понимаете.
— Мне казалось, что именно это и требуется, — улыбнулся я.
— Ну и глупо, — заметила Шейла. — Лучше было бы сказать напрямик, что вы клерк.
— Это бы ее шокировало.
— Для нее это было бы только полезно, — возразила Шейла.
Буря продолжала завывать, с шумом раскачивая деревья у нас над головами. Мы шли молча, но молчание наше было насыщено счастьем.
— Льюис, — сказала наконец Шейла. — Я хочу кое о чем спросить вас.
— Пожалуйста, дорогая!
— Неужели вам не было ужасно стыдно?
— Когда?
— Когда вы явились к нам насквозь промокший. И когда вам пришлось предстать перед незнакомыми людьми в таком нелепом одеянии. — И засмеявшись, она добавила: — Вид у вас был уж очень дурацкий.
— Я не думал об этом, — ответил я.
— И вам это действительно было безразлично?
— Конечно!
— Не понимаю, — недоумевающе произнесла Шейла. — Будь я на вашем месте, я, наверно, сжалась бы в комочек: мне было бы очень не по себе. Нет, вы просто удивительный человек.
Я засмеялся и сказал, что уж если ей хочется мной восхищаться, пусть выберет что-нибудь более стоящее. Но Шейла говорила вполне серьезно. При ее взвинченных нервах и легкой ранимости ей трудно было даже подумать, что кто-то может спокойно вынести подобный фарс.
— А вот мне сегодня было не по себе, — немного спустя призналась она.
— Отчего?
— Оттого, что отец с матерью валяли перед вами дурака.
— Господи боже мой, все мы не без слабостей, — с грубоватой нежностью заметил я.
Шейла еще крепче сжала мою руку.
Вдали показалась наша ферма. Мы пересекли еще одно поле, и в пронизанной ветром темноте ярко засверкали ее огоньки. Я предложил Шейле зайти.
— Не могу, — возразила она.
Мы остановились. Я обнял ее за плечи. Она вдруг спрятала лицо у меня на груди. Я снова предложил ей зайти на ферму.
— Мне надо идти, — сказала Шейла.
Она посмотрела на меня, и я поцеловал ее — в первый раз!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139