И не пытайся! Надо для этого быть дураком, дядя Хэммер точно сказал.
– Я… я ничего такого не имел в виду, – чуть слышно пробормотал он. – Я только подумал… – Но голос его сник.
– Теперь я знаю точно: дядя Хэммер и в самом деле бешеный. Он так разбушевался, что папа велел ему заткнуться, – вдруг сказал Малыш.
Я живо обернулась к нему:
– Когда он это сказал?
– Сегодня утром, когда они умывались на задней веранде. Папа сказал: «Он родственник Мэри, и ты должен уважать его».
– А что дядя Хэммер ответил?
– Сказал: «Не должен я уважать всякого дурака».
– А папа что?
– Сказал: «Тогда уважай Мэри».
На это дядя Хэммер кивнул и больше ничего не добавил.
Я посмотрела на Стейси:
– Как ты думаешь, они сцепятся, дядя Хэммер и Бад?
Стейси продолжал доить корову.
– Я думаю, Баду лучше на глаза дяде Хэммеру не попадаться, или… – Он потянулся за следующим ведром и не договорил.
– Или что?
Стейси лишь мельком взглянул на меня:
– Или вообще уехать. Так будет лучше всего. Он вообще не должен был приезжать сюда.
Может, и не должен был, но он приехал, и мама старалась, чтобы он почувствовал, что ему рады. За завтраком она толковала с ним про старые времена. О том, что произошло накануне вечером, никто не вспоминал. Папа, Ба и мистер Моррисон тоже включились в разговор, только дядя Хэммер не произнес ни слова. Из-за этого завтрак вышел напряженный, и я была рада, когда он кончился. После завтрака, пока я и Малыш мыли посуду, Бад остался допивать свою последнюю чашку кофе и поговорить с мамой.
– Знаешь, Мэри, может быть, лучше мне двинуть дальше и сегодня же уехать?
– Мне казалось, ты хотел остаться до среды.
– Хотел. Но ты же видишь, Хэммеру не по душе, что я здесь.
– Да не обращай ты внимания на Хэммера.
– Э, нет, я же знаю, отчего он ко мне так относится… Потому и думаю, лучше уж мне уехать.
Мама вздохнула:
– Мы так давно не виделись. Останься хотя бы до завтра.
– Ладно, если ты считаешь, что можно… – Он мягко засмеялся, но смех его прозвучал невесело. – Мне кажется, я никогда не избавлюсь от этого – от такого отношения людей к тому, что я женат на белой женщине. О господи, я сам из-за этого чувствую себя виноватым, словно я всадил кому-то нож в спину. И Лидия тоже. Потому она и уехала, просто не смогла больше вытерпеть. А ведь мы никому ничего плохого не сделали, разве что себе самим да еще нашей дочке.
Он замолчал ненадолго. Мама тоже молчала.
– Ты знаешь, Мэри, ничего плохого в том, что я женат на белой, нет. Плохо только, что другие люди думают и говорят об этом. Если с ними ближе столкнуться, они такие же люди, как мы.
– Нет, Бад, они не такие.
– Мэри, ты всегда была мудрой. Лидия для меня просто женщина. Какой у нее цвет кожи, неважно. Она милая, хорошая женщина. Просто ей было очень тяжело все это. Как и мне.
– Не жди, что я пойму твои отношения с этой женщиной, – сказала мама с раздражением. – Не жди, что я пойму.
– Ну что такого плохого я сделал? Женился на женщине, которую полюбил, вот и все! – в сердцах вырвалось у него.
Но мама на это признание не откликнулась.
– Я ее на самом деле любил, Мэри. И сейчас люблю.
– Но что ты можешь сделать, когда найдешь ее, Бад? Не собираешься же ты просто подойти к ней на улице или к парадному входу в дом ее родных, чтобы попросить ее вернуться. Да они линчуют тебя, не успеешь ты слова вымолвить.
– Я… Я что-нибудь придумаю. Мне необходимо поговорить с ней, вот и все. Если мне удастся, она вернется.
– Ты сказал, у тебя дочка. А что она? Она с Лидией?
– Нет. Я оставил ее у моих друзей. – Было слышно, как он вздохнул. – Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, Мэри. О моей дочке Сузелле. Главным образом из-за нее я сюда и приехал. Ей нелегко, у нее трудное положение. Она могла бы перейти к белым… нет, не совсем так. Она может перейти, и я знаю, что и ей это известно. Но пока она со мной, она не в силах это сделать, хотя мама уговаривает ее. Говорит, так ей будет легче жить.
Бад прочистил горло и помолчал, прежде чем продолжать.
– Но что хуже всего, Мэри, Сузелла стыдится меня. Нет, она меня очень любит, но я чувствую, что стыдится. Винить ее за это я не могу. Девочка просто не знает, к кому же ей приткнуться, и часто мне кажется, она думает, что для нее вообще нет места. Она живет сама по себе, у нее мало друзей, разве только в школе, которую она посещает, – мама устроила ее в католическую школу за пределами нашего округа. Иногда мне кажется, что Сузелла даже избегает общаться со своими цветными сверстниками… и вообще с цветными.
Он остановился, ожидая, что мама что-то скажет. И довольно скоро она оказала ему такую милость:
– Что ж, думаю, этого следовало ожидать.
– Мэри, чего я хочу, так это чтобы она принимала себя, какой она есть. Она цветная и должна принять это. Я могу жениться на белой женщине, но это не значит, что я стараюсь стать белым. Сузелла цветная, потому что у нее отец цветной, и значения не имеет, что она не хочет с этим мириться. Мы оба останемся такими, какими родились, и я не хочу, чтобы она думала иначе. Я не хочу, чтобы она перешла к белым! – Выждав минуту, он сказал: – Мэри, я должен о чем-то тебя попросить.
– О чем, Бад?
– Понимаю: возможно, тебе это будет трудно; но знаешь, о чем я думал? Я бы очень хотел прислать Сузеллу сюда, чтобы она некоторое время пожила с вами.
Мы с Малышом так и присели от изумления.
– Твое влияние, Мэри, будет очень полезно для нее. И твое, и Дэвида, и всей вашей семьи. Вы свои, а она в этом очень нуждается. В близких людях. Ей это даст возможность обрести настоящую семью, чего мы с Лидией не сумели дать ей.
– А как к этому отнесется Лидия?
Бад тяжело вздохнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100