Но в голове, как заевшая пластинка, крутился один и тот же мотив: "Цэ взрывчатка, да-а-рагой. Шоб вы, москали, на своих шкурах узнали, шо такое война. Понимаешь, да? И на вашу улицу едет праздник!"
А ведь общий вес груза, который он вез, не меньше тонны! С такой горой взрывчатки в Москве, уязвимой, как любой мегаполис, можно много чего натворить. Одно метро хотя бы взять: три-четыре кило, и от вагона ни хрена не останется, а если еще и свод туннеля рухнет? Ужас...
Но он-то что может сделать в теперешнем своем положении? Реально - ничего. Ну и все. Надо думать о том, как самому выпутываться, Горцы, наверное, кроме кейса, на его деньги глаз положили. Будут вымогать, чтоб отдал перед смертью...
Белов услышал откуда-то сверху доносившийся шум и топот. Они усиливались по мере приближения источника звука. Наконец дверь со скрипом распахнулась и двое кавказцев швырнули в камеру высокого оборванного человека.
Потом по-военному, одновременно развернулись, вышли, хлопнув дверью. Почти тотчас в ней открылось железное окошко и в нем, как на экране телевизора, возникла широко улыбающаяся физиономия. "Старый знакомый, - подумал Саша, узнав эти маленькие заплывшие глазки. - Где свинство, там и Кабан!"
Откуда он здесь взялся? Кабан, конечно, тварь беспринципная, всю жизнь только о своей шкуре думает. В том смысле, что не надо ля-ля: если сам о себе не позаботишься, то другим тем более на тебя плевать! О других пусть заботятся другие. Так он рассуждает. От жадности готов служить кому угодно, лишь бы бабки да власть иметь над другими урками.
Но ведь не такой он дурак, чтобы подставлять шею горцам? А то, что у них обмануть и предать чужаков - высшая доблесть, как русскому вусмерть водки нажраться, так это и для Кабана никакой не секрет. Так какого он рожна с ними заодно?
- Вы это, - сказал Кабан доверительным тоном лежавшим на полу пленникам, - побудьте пока здесь, ребята. Никуда не уходите! Еще пригодитесь в хозяйстве, - он довольно хмыкнул и захлопнул окошко.
Когда-то, в девятнадцатом веке, оно называлось "иудой".
Белов помог новому соседу подняться на ноги и переместиться к стене.
- Эй, брат, пить хочешь? - спросил он, и подтянул канистру с водой поближе:
- Хочу, они мне третий день пить не дают и не кормят, - ответил тот.
Судя по виду, новый постоялец сам был родом с Кавказа. У него были широкие, почти сросшиеся на переносице брови, черные глаза, нос с горбинкой. Он криво улыбался, постанывая от боли.
"А не подсадили ли его мне, чтобы что-то выведать?" - спохватился Белов.
Очевидно, соседу пришла в голову та же мысль.
- Слушай, а ты не подсадка? - спросил он, сделав несколько жадных глотков из канистры.
- А как же! - ответил Саша. - Вот сейчас только себе морду набил, чтобы в образ предателя войти!
Новичок хихикнул. Смеяться ему было больно, и он уморительно скривился. Белов, глядя на него, хихикнул тоже. И тоже скривился. Горец, видя его перекошенную физиономию, засмеялся сильнее, и сильнее перекосился.
Они оба заржали, глядя друг на друга, болезненно всхлипывая, и от этого еще забавнее гримасничая. Это был смех на грани истерики, но зато появившееся доверие между ними от этого окрепло.
склад, на Краснодарской, иашел для них. Он и доставку грузов должен был наладить.
- Может, он точные адреса знает?
- Нет. То есть, он знал, но у него уже не спросишь. Он...
Договорить Нагоев не успел: распахнулась дверь камеры и в нее вошли Азиз и Усман. У обоих на головах были зеленые повязки с цитатами из Корана.
XXXIII
Усман первым делом крепко связал обоим руки, а потом отошел в сторону, предоставив говорить Азизу. Тот смотрел на лежавшего на полу Белова так, словно был преисполнен глубочайшего сожаления о том, что ему приходится держать в неволе столь почтенного и мудрого человека. А еще во взгляде его больших шоколадных глаз явственно читалась скорбь обо всех заблудших, несчастных и страдающих, так и не нашедших в жизни единственно верного, правильного пути к Богу. Нашева он подчеркнуто игнорировал.
Белов постарался настроить себя, будто все это происходит не наяву, а только снится. Потому что если это всерьез, то так страшно, что даже перестали болеть многочисленные раны и ушибы.
Зато Усман, который захватил на трассе Сашу, а потом столь увлеченно прыгал и топтался на нем на проселке, ибо лучшим кайфом для него был хруст русских костей, не скрывал своей ненависти к нему.
- Вот посмотри на Усмана, - мягко произнес Азиз, разглядывая цепочку с простым крестиком на груди Белова. - Путь к истинной вере открыт для всех. Аллах велик и справедлив. Даже если последний грешник раскается и примет Аллаха в сердце, его ждет прощение. Аллах простит его!
Белов постарался выразить взглядом свою готовность сотрудничать с Аллахом и его представителями на земле.
- Я же вижу, - продолжал Азиз, - ты настоящий мужчина. И все сделаешь, чтобы обезопасить свою семью. Ведь так, Белов?
- Конечно, сделаю! - заверил его Саша: он был не в таком положении, чтобы спорить с этими садистами. Тем более, что это была правда.
Упоминания в семье он ждал: многие борцы за справедливость, выбравшие себе веру в бога в качестве все объясняющей теории, обожают шантаж. Их любимая идеологическая каша вместо масла заправлена кровью и страхом.
- Ты действительно готов сотрудничать с нами? - требовательно спросил Азиз.
- Еще бы! - поспешил заверить его Белов. - Да я всю жизнь об этом мечта...
Усман, сообразивший, что Саша издевается над ними, неожиданно и резко ударил его ногой по губам, не дав договорить:
- Подожди, не горячись так, - успокоил его его Азиз. - Истинный мусульманин должен избегать насилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73