Костров
потыкал щупом в ближайшее паутинное облако, скрывавшее под собой куст
чернотала, подивился упругости паутины и углубился в болото, обходя
редкие островки паутин и колдобины с грязью.
Через полчаса он выбрался к опоре ЛЭП и вытер пот со лба: ветер стих
и было довольно жарко. Вокруг царила странная тишина, будто все живое
в радиусе нескольких километров от паучьего логова бежало, спасаясь
от непонятного соседства, затаилось, спряталось. Не было видно даже
длинноногих комаров - карамор, живущих на болотах до поздней
осени, что Костров отметил еще раньше. Он впервые оценил этот факт
как сигнал тревоги. Заныло под ложечкой, стало зябко и неуютно, пришло
ощущение чьего-то незримого присутствия...
Костров передернул плечами, снял рюкзак и достал продолговатый футляр
ЗЗУ. Вскрыв панель, вставил в отверстия по бокам решетчатые диски
антенн, включил питание, подумал и поставил переключатель режимов
в положение "инфразвук". Вложив прибор в рюкзак, он снова
закинул его за плечи и побрел в сторону просеки, придерживаясь линии
электропередачи.
Через полкилометра линия привела его к просеке, и идти дальше Костров
не решился. Построения паутин здесь приобретали странные, вполне осмысленные
формы: арки, столбы, шпили, башни и даже целые крепостные стены, так
что за ними не было видно ни леса, ни опор, ни самой просеки. Зато
оттуда ощущался ток чистого и свежего теплого воздуха, щедро сдобренного
запахом эфира.
Тишина угнетала. Костров поймал себя на том, что норовит оглянуться
через плечо, пытаясь хоть краем глаза поймать какое-то движение: ему
казалось, что паутины по сторонам едва заметно колеблются, но, как
только он бросал в том направлении взгляд, это движение замирало,
пряталось куда-то вглубь, чтобы возникнуть уже в другом месте. Лес
казался насыщенным странной жизнью и в то же время был неподвижен
и мертв.
Рассердившись, Костров ткнул щупом в ближайшую паутинную башню, серую
у подножия и ослепительно белую вверху, на высоте шести-семи метров.
Щуп с трудом преодолел ажурную преграду, и в тот же миг Костров почувствовал
сильный удар по руке. Башня сердито зашипела, засияла вся сверху донизу.
Костров выпустил щуп и отскочил назад.
Щуп остался висеть в воздухе, потом вдруг раскалился до желтого свечения
и... осыпался каплями расплавленного металла. Запахло жженой пробкой
и горелой виниловой изоляцией.
- Ч-черт бы вас побрал! - в сердцах сказал Костров. -
Хотя бы предупреждали!
Кому адресовались эти слова, он сам не знал.
Он постоял некоторое время, потирая ушибленные пальцы, и вдруг подумал
о спичках, представил, как горит сухая трава на болоте, полыхают деревья
и жухнет в огне паутина... Додумать до конца Костров не успел: ему
внезапно стало плохо. Голова закружилась, заломило виски, в ушах поплыл
тихий, но все усиливающийся звон, ноги сделались ватными, подкосились,
и он, теряя сознание, упал лицом в траву...
Очнулся он от страшных размеренных звуков: "Кх-кха-а-а...
Кх-кхха-а-а... Кх-кхха-а-а..." Словно где-то рядом дышал громадный
зверь или шумели кузнечные мехи.
Костров открыл глаза, приподнял тяжелую голову и увидел,
что лежит на голой скале, белой, как отполированная ветром и дождем
кость. Вокруг, насколько хватало глаз, стояли необычные желтые
колонны, пушистые, словно поросшие зеленой шерстью. Вверху они расщеплялись
на несколько тонких хлыстов с кисточками на концах, некоторые заканчивались
свернутыми в спираль пучками зеленых листьев. Колонны соединялись
между собой белыми ажурными мостиками, в которых Костров узнал
паутины. Он резко сел и почувствовал, что вокруг стоит небывалая жара,
что воздух здесь душный, густой, как кисель, и полон незнакомых ароматов...
Обливаясь потом, Костров соскользнул со скалы, потрогал ее гладкий
горячий бок, обошел кругом. На высоте его роста в скале обнаружились
два отверстия, напоминающие пустые глазницы черепа, а чуть ниже зияла
щель, в которой смутно угадывались ряды треугольных пластин.
Костров отошел от утонувшей в земле скалы, потом, движимый неосознанной
тревогой, оглянулся. Скала.
Холодея, он понял, что эта скала - не что иное, как череп какого-то
исполинского зверя! Сомнений быть не могло. Костров хорошо помнил
изображения ящеров палеозоя и мезозоя, в его домашней библиотеке было
несколько книг из серии "Возникновение жизни на Земле".
Попятившись, он наткнулся спиной на зеленую колонну, стрелой
вонзавшуюся в густо-синее, без единого облачка небо, и отскочил
в сторону. Это была, конечно, не колонна, это было дерево... "Псилофит, -
всплыло в памяти название одного из самых древних растений, -
или... сигиллярия?"
Озираясь, он пошел между "псилофитами", чувствуя,
как рубашка липнет к телу.
Прекратившиеся было звуки снова возобновились. Иван направился
в ту сторону, ошеломленный своим пробуждением в неведомой местности.
Вопросов - почему, где и как? - он себе не задавал: ответов
все равно искать было не у кого.
Внезапно он вышел на край громадной воронки, скрытой под
вогнутой белой пленкой, в которой не сразу угадал... колоссальную
паутину! Звуки шли оттуда, но разглядеть в глубине воронки что-либо,
кроме тусклого оранжево-желтого мерцания, было невозможно. С каждым
"кх-кхха-а-а" из воронки волнами наплывали запахи, в том числе
и запах эфира, от которого кружилась голова и слегка подташнивало.
Жара вблизи нее стояла совершенно невыносимая.
Костров отступил, шатаясь, прошел несколько шагов и наткнулся
на бугристый черный "ручей", бесшумно и неудержимо скатывающийся
в воронку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23