В ту ночь она грезила, как к берегам Братталида подходит большой корабль, и она сама – в толпе встречающих. На берег спустился Лейв сын Эрика, за ним бежала мохнатая собака – огромная, словно бычок, и с ошейником из чистого золота. А следом шел Торфинн сын Торда в зеленом плаще, ведя под уздцы Снефрид, и еще дальше – Орм и Халльдис с маленьким мальчиком, похожим на Торфинна сына Торда.
Когда тинг завершился, в долинах заморосил дождь, перемежаясь с туманом. Молча и неторопливо скатали люди свои палатки и спальные мешки, а потом разъехались по домам. Гудрид оставалась в Братталиде и чувствовала большое облегчение, словно в ней лопнул застарелый нарыв. Руки стали нежными от того, что она постоянно чесала шерсть и наматывала ее на веретено. Словно бы эта мягкая шерсть окутала и ее мысли. Широкая спина Торкатлы излучала довольство, когда она стояла у ткацкого станка, а Тьодхильд так же мирно хлопотала у очага, разглаживая швы льняной сорочки горячими, гладкими камнями.
Арни Кузнец был единственным, кто неуютно ощущал себя в эти холодные дни. Он все пытался найти для своих искалеченных ног удобное положение, морща лоб и вырезая из рога ковшик. Гудрид догадывалась, что кузнец ненавидит сидеть дома, когда все остальные мужчины работают на свежем воздухе, наслаждаясь волей. И Арни все чаще садился у дома, занимаясь какой-нибудь мелкой работой, и посматривал в сторону фьорда. Ему нравилось представлять себе, будто бы он тоже трудится на берегу, как он сам однажды сказал, и прибавил при этом, что друзья сослужили ему плохую службу, когда спасли его от белого медведя на Севере и потом живым привезли домой. С тех самих пор он больше ни на что не годился.
Гудрид возразила ему.
– Но ты вырезаешь такие чудесные вещицы из моржовых клыков и прочего…
– Это так, но тебе, как женщине, не понять, как там, на Севере! Ты просыпаешься на борту корабля и слышишь, как белой ночью всхрапывают во сне сотни моржей. Или ты видишь, как кипит вода вокруг кита, охотящегося за косяком рыб! А потом ты только успеваешь грузить на свой корабль моржовые клыки и рога единорогов, совсем позабыв об опасной близости скрелингов.
Гудрид хотелось узнать, видел ли он когда-нибудь живого скрелинга.
– Да, конечно, когда я был в тех краях, ибо сыновья Эрика – люди предприимчивые. Скрелинги маленького роста, темнокожие, любопытные, и они явно занимаются колдовством. Их всегда привлекали железные изделия. Торвальд однажды вовремя остановил меня, когда я уже было собрался обменять маленький ножик на три рога единорогов!
Гудрид думала, есть ли скрелинги в неведомых землях на Западе. Она жалела Арни Кузнеца за его увечье, но вместе с тем и завидовала ему, ибо он видел такое, чего ей не узнать за всю жизнь.
Именно Арни первым заметил корабль Лейва. Это было солнечным осенним днем, когда началась охота на хохлача, а на полях и равнинах рос душистый подмаренник. Люди сбежались на берег, услышав крик Арни. Они приставляли руку козырьком к глазам, чтобы получше рассмотреть, что там, на водной глади фьорда, и разглядеть цвета паруса, а большой пес Эрика заливался громким лаем, скача вокруг своего хозяина, всполошив остальных дворовых собак. Когда стало видно, что парус на приближающемся корабле – в синюю и белую полоску, Торстейн помог отцу сесть на коня, а сам посадил сзади себя маленького Торкеля. Гудрид так хотелось поехать вместе с ними, но женщины должны были остаться в доме, чтобы подготовить встречу гостей.
Тьодхильд велела Хальти-Альдис потрошить и жарить уток, а детей послала во двор нарвать черники. Потом она сказала Гудрид:
– Это поистине счастливый день, раз сын мой возвращается домой. Пойдем вместе в церковь и прочтем благодарственную молитву.
По дороге в церковь Гудрид бросила взгляд на берег. Лейв уже спустил парус, и корабль его медленно подходил к берегу, гордый, словно парящий орел. Восточный ветер доносил до нее обрывки речи стоящих на берегу, но холодные стены церкви Тьодхильд поглотили все звуки снаружи.
Тьодхильд зажгла лампаду и положила возле распятия букетик ослинника, а потом опустилась на колени рядом с Гудрид.
– Благодарим Господа Иисуса Христа за то, что Он вернул в Братталид Лейва сына Эрика. Отче наш…
В тот вечер все наелись вдоволь, даже рабы. Кроме жареных уток, приготовили копченую солонину, отварили тюленье мясо, выставили на стол масло, простоквашу, жирного гольца, сыр, кашу, ягоды.
Лейв сидел рядом с отцом, на почетном месте. В его каштановых волосах и бороде появились седые пряди, и он заметно постарел с тех пор, как Гудрид видела его в последний раз. Всякий раз, когда он наклонялся к рыжему мальчику, сидящему у него на коленях, лицо его смягчалось, а глаза делались такими же радостными, как у Эрика Рыжего.
Гудрид легко сумела представить себе, каким был Эрик в свои молодые годы. И сейчас он держался так властно, что никто не смел выспросить у Лейва, что он видел в чужих краях. Все ждали разрешения Эрика.
Когда наконец женщины убрали со стола и уселись с пряжей в руках, Эрик медленно поднялся, держа большой рог, окованный серебром. Он прокашлялся, и глаза его при этом весело поблескивали из-под густых бровей.
– От имени всех собравшихся я благодарю Тьодхильд за щедрое угощение. Прежде чем мы сели за стол, она сказала, что хочет дать мне бочонок вина, который у нее был припрятан, чтобы я поднял вот этот рог в благодарность Христу и богам. И теперь я хочу выпить за счастливое возвращение Лейва в благодарность Тору, Одину, Ньёрду, Фрейру и Белому Христу, если он пожелает принять мою благодарность.
Кашель прервал его речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131