«Чьи это?»«Для весу, говорит Лели, куриные».Ищу магазин переменить ошейник, в самом деле, что я собака что ли? Лели берет меня за руку, пристально смотрит на ладонь, считает, я думал пульс, а он перочинным ножом мне в палец. «Играя» конечно, а вышло-то позаправду, и пошла кровь.С протянутой рукой иду по рельсам, остановится кровь и я куплю баранок. И тут какой-то, весь искусственный – вставной и механический семенит запятыми и путает мне корректуру. И я иду по рельсам через строчки, и не могу понять, на каком языке.Лели перегнал меня и возвращается. Очень взволнован: у него завелись настоящие мыши.«Да у вас никаких запасов».«От ссорного воздуха на экваторе», объясняет Лели.Я все-таки достал баранок и расположился чай пить. А эти ссорные экваториальные мыши, пока я следил за кипятком, поели все баранки. И я вижу, на мне не только ошейник, а и наручники.«Для весу», говорит Лели.Глухо по летнему, за окном дождик идет. Букашка Фургон с молочными бидонами. Я прикрыл дверцы и нечаянно пролил воду, а вытереть нечем. И кто-то из-за бидонов бормочет: «Огнем очищается золото,гроза освежает воздух,душа крепнет в несчастьи,а бережет свою голову всякая букашка». Я поднял голову и полетел.А какое это приволье лететь без крыльев! Я как раскован и безмерен – чувство освобожденности наполняет мою душу от ее «горных высот» до сокровенных тайников сердца. И мир развивался передо мной раздольем.Что случилось, не знаю, или моя жизнь только мгновенье? На камне над пролившейся водой кулаками подпираю себе скулы, а в глазах яркая померанцовая зга. И тот же голос из-за фургонов бормочет:«Скорбь священнее радости. Погребальное громче венчального. Или в бодрости и силе не расслышишь песни и только один пустынный медный марш. Что тайнее погибели? И что чище: звездная музыка или мое сострадание?» Не туда Никак не могу попасть в вагон «прямого сообщения». Сколько облазил вагонов и все не туда, а поезду конца не видать.Так попал я в «Отель Масса».Большое собрание, никого не знаю, а говорят о вспомоществовании писателям. И какая-то дама писательница, с глазами разбитого стекла, предлагает собранию выдать мне 100 франков. И все согласны и показывают мне на дверь.Дверь складная из проволоки, я протянул руку получить свои 100 франков. Но оказалось, что это не дверь, а та самая писательница, с глазами разбитого стекла. И очутившись мы вплотную, я заметил у нее бледно-вишневая лента на груди, а на шляпе цветы.«Не могу-у!» сказала она, гугуя как с детьми.«Для проверки надо измерять ногами, говорю ей, в совпадении мера достоверности», и тихонько полил ей цветы на шляпе.Ни с чем отхожу от двери.Собрание разошлось. Пустая зала. И вдоль залы ковром копченая колбаса: заяшная с фисташками. Мне надо пальцами выколупнуть начинку и тогда выдадут мне присужденные 100 франков. Работа не трудная, только кропотливая. Чищу со всем моим терпением и тщательно.И когда я разбороздил зайца, появилась дама с глазами разбитого стекла. Я был уверен, она даст мне или 100 франков или, хотя бы, свою чудесную грудную ленту. А она напустилась на меня: «зачем я развел виноградник?»«Единственный способ поправить, говорит она, вы должны вставить кеглю».И тут я замечаю, что ее шляпа вся в винограде.И я вышел с пустыми руками: я не имел права обращаться за вспомоществованием во французский Hфtel Massa. Реалии этого сна отражены в воспоминаниях Ремизова: «Нынче летом (ок. 1933 г. – М. К.) я получил «конже» от хозяина. «Конже» по-русски: «убирайся ко всем чертям». И как однажды в Берлине, попал в заколдованный круг. Хозяин требует очистить квартиру, а налоговый «персептер» (сборщик) изволь уплатить все налоги и даже этого года, что подлежат рассрочке, а иначе съехать нельзя. <...> С. О. Карский и не раз водил меня в «Отель Масса», во французский союз писателей. Но там в конце концов ответили, что помочь мне не могут, помогают только французам, а что не печатают меня потому, верно, что я устарел, и тут уж никто и никак не поможет» ( Ремизов А. Мышкина дудочка. С. 166).

Омлет Мне посулили омлет в 50 грамм: буду свободно переходить нашу улицу туда и назад. Я согласен, но как с омлетом: много ли это 50 грамм, если на яйцы? С яйцами не очень разгуляешься.Лестница в Коммиссариат крутая торчком, не легко было, а все-таки поднялся и вхожу. А там ни столов, ни перегородок, а одни тараканы – и по стене и по полу ходят как улитки, и тут же яйца сложены по кучкам – Брис Парэн Парен Брис – французский литератор, переводчик Ремизова.

пасет тараканов; в руках у него прутик-жигалка, гнется как ива, а хлещет как верба.«Вот вам и омлет!» показывает он на тараканьи яйца.И только что хотел я сказать: «нельзя ли заменить», как подает он мне мою рукопись. Ничего не поделаешь, я порылся у себя в карманах, вытащил три финика: финики были «надеванные» с прилипшим табаком, и подаю.И тут случилось совсем неожиданное: Парэн съел мои финики, а косточки в карман мне выплюнул:«В следующем №-е NRF NRF («Nouvelle Revue franзaise») – престижный французский журнал, выходящий при издательстве «Галлимар». В 1925–1940 и 1953–1977 гг. редактировался близкими к Ремизову Ж. Поланом и М. Арланом.

, сказал, появятся». Черемушная наливка Человек с лицом надъеденной лепешки подает мне папиросу. Но только что я закурил, он ее выхватил у меня изо рта и, дымящуюся, воткнул себе в левое ухо.«Лучше во сто раз было не родиться, сказал он, чем так, ни за ц а пову душу пропасть!» и пошел себе без оглядки.А я иду по коридору.Весь пол завален – куски – земля.«Хорошо мне, подумал я, тут будет лежать!»И только что я подумал, вижу, – из реквизированного дворца выходит знакомый с лицом надъеденной лепешки и из его уха, как из трубы, валит дым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25