– А потом что? Куда отсюда повезли ящики?
– В Рим самолетом «Алиталии», но потом они там застряли больше чем на неделю из-за забастовки в аэропорту. Оттуда их отвезли в Нью-Йорк, и там их задержала американская таможня. Затем их погрузили на самолет китайской авиалинии и доставили в Пекин. Печати на контейнерах проверяли каждый раз, когда их загружали в самолет или выгружали оттуда, и при них всегда была охрана, пока они находились в иностранных аэропортах.
– Сколько прошло времени с тех пор, как они покинули Венецию и оказались в Пекине?
– Больше месяца.
– А когда вы увидели экспонаты?
Она заерзала на диване, прежде чем ответить ему, но глаз не подняла.
– Я вам говорила, этой зимой.
– А где вы были, когда их паковали?
– Я говорила. В Нью-Йорке.
Вмешалась Флавия:
– Со мной. У меня был дебют в «Метрополитен». Премьера была на два дня раньше, чем здесь закрывалась выставка. Я пригласила Бретт поехать со мной, и она поехала.
Бретт наконец оторвалась от дождя и посмотрела на Флавию.
– И я оставила Мацуко присматривать за погрузкой. – Она откинула голову на спинку дивана и уставилась в потолочные окна. – Я уехала в Нью-Йорк на неделю, а осталась на три. Потом я вернулась в Пекин ждать прибытия груза. Когда он не прибыл, я вернулась в Нью-Йорк и провела его через таможню США. Но потом, – продолжила она, – я решила остаться в Нью-Йорке. Я позвонила Мацуко и сказала ей, что задержусь, и она вызвалась поехать в Пекин, чтобы принять коллекцию, когда она вернется в Китай.
– В ее обязанности входила проверка прибывших экспонатов? – спросил Брунетти.
Бретт кивнула.
– Если бы вы были в Китае, – спросил Брунетти, – то вы бы сами распаковывали коллекцию?
– Я только что вам это сказала, – огрызнулась Бретт.
– И вы бы тогда же заметили подмену?
– Конечно.
– Вы видели хоть какой-то из экспонатов до этой зимы?
– Нет. Когда они только прибыли в Китай, то застряли в каком-то бюрократическом аду на шесть месяцев, потом их выставили на показ в одном из помещений таможни, а потом наконец разослали по музеям, из которых их взяли для выставки.
– Тогда-то вы и поняли, что произошла подмена?
– Да, и сразу же написала Семенцато. Примерно три месяца назад. – Ни с того ни с сего она подняла руку и стукнула по ручке дивана. – Ублюдки, – сказала она гортанным от ярости голосом. – Грязные ублюдки.
Флавия, пытаясь ее успокоить, положила руку ей на колено.
– Бретт, тут ничего не поделаешь.
Бретт набросилась на нее:
– Это не твоей карьере пришел конец, Флавия. Люди будут приходить и слушать твое пение, что бы ты ни натворила, но эти перечеркнули последние десять лет моей жизни. – Она замолчала на секунду и добавила потише: – И всю жизнь Мацуко.
Когда Флавия попробовала возразить, Бретт продолжила:
– Все кончено. Если китайцы это обнаружат, они меня никогда больше не впустят. Я несу ответственность за эти произведения. Мацуко привезла с собой из Пекина бумаги, и я их подписала, когда вернулась в Сиань. Я подтвердила, что все было на месте, в том же состоянии, в каком было вывезено из страны. Я должна была быть там, должна была все их проверить, но я отправила ее, потому что была с тобой в Нью-Йорке, слушала твое пение. И это стоило мне карьеры.
Брунетти посмотрел на Флавию, увидел, как вспыхнуло ее лицо при звуках гневного голоса Бретт. Он видел изящную линию ее плеча и руки, повернутых к Бретт, изучал изгиб шеи и линию скул. Возможно, она стоила карьеры.
– Китайцы ничего не узнают, – сказал он.
– Что? – спросили обе.
– Вы сказали своим друзьям, которые провели экспертизу, что это за образцы? – спросил он у Бретт.
– Нет, не сказала. А что?
– Тогда только мы, наверное, и знаем об этом. Конечно, если вы не говорили никому в Китае.
Она помотала головой.
– Нет, я никому не говорила. Только Семенцато.
Тут вмешалась Флавия:
– А я сомневаюсь, что он кому-нибудь сказал, кроме того типа, которому их продал.
– Но я должна рассказать им, – возразила Бретт.
Вместо того чтобы посмотреть на нее, Флавия и Брунетти переглянулись через стол, внезапно поняв, что можно сделать, и только огромным усилием тренированной воли каждый удержался от того, чтобы пробормотать: «Американцы!»
Флавия попыталась ее урезонить.
– Пока китайцы ничего не знают, твоя карьера в безопасности.
Бретт словно ее не слышала.
– Они же не могут выставлять эти вещи. Это подделки.
– Бретт, – спросила Флавия, – сколько уже эти вещи в Китае?
– Почти три года.
– И никто не заметил, что они не подлинные?
– Нет, – сдалась Бретт.
Брунетти уцепился за это.
– Тогда вряд ли кто-нибудь заметит. Помимо прочего подмена могла произойти в любое время за последние четыре года, не так ли?
– Но мы же знаем, что это не так, – настаивала Бретт.
– Вот в том-то и дело, саrа, – Флавия решила попробовать еще раз ей втолковать. – Кроме тех, кто украл вазы, мы единственные, кто об этом знает.
– Какая разница, – сказала Бретт, ее голос опять зазвучал гневно. – И вообще, рано или поздно кто-нибудь поймет, что они поддельные.
– И чем позже, – пояснила Флавия с широкой улыбкой, – тем менее вероятно, что кто-нибудь свяжет это с тобой. – Она выждала, чтобы сказанное дошло до подруги, потом добавила: – Если, конечно, ты не хочешь поставить крест на десяти годах работы.
Долгое время Бретт ничего не говорила, просто сидела, а ее собеседники смотрели, как она обдумывает сказанное. Когда она собралась заговорить, Брунетти вдруг сказал:
– Конечно, если бы мы нашли убйцу Семенцато, то, вероятно, смогли бы вернуть вазы.
Он не мог знать, так ли это, но видел лицо Бретт и понимал, что она близка к тому, чтобы отвергнуть их предложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80