Особенно примечательны были его желто-коричневые глаза. Когда он был зол или весел, в них преобладала желтизна, а в минуты задумчивости или усталости — коричневый цвет. Голос у него был теплый, чистый, движения — мягкие, точные и легкие, что казалось удивительным для такого массивного тела. Ичеренский умел развеселить окружающих, сам же смеялся мало. Он умел настроить на песенный лад других, но я ни разу не слышал, чтобы он пел сам. У нею были немалые заслуги: в бассейне Марицы и в лесных дебрях Странджи он открыл залежи весьма ценных ископаемых, но он не любил ни сам о себе говорить, ни слушать похвалы в свой адрес.В характере его были свои особенности и странности, но о них расскажу потом, когда придет время. Сейчас напомню лишь об одном. Боян Ичеренский был очень любезен и обходителен со всеми и в то же время он как бы никого не замечал, говорил со знакомыми ему людьми так, словно перед его глазами пустота. Таков он был и по отношению ко мне. А я ведь все же ветеринар крупного участка!Впрочем, это частный вопрос. Речь идет о перемене, наступившей в Илчовой корчме. Уже на другой день Боян Ичеренский привел с собой капитана Калудиева и горного инженера Кузмана Христофорова. Капитану Матею Калудиеву обстановка старой корчмы сразу пришлась по душе. Он плюхнулся на стул и довольно бойко крикнул Марко Крумову:— Старшина!Тот подбежал и стал навытяжку, прижимая руки к краям фартука.— Что за снаряды в твоих зарядных ящиках — боевые или холостые?— Только боевые, товарищ капитан, — отчеканил Крумов, и усы его лихо взметнулись вверх.С этого дня в маленькой мрачной комнатушке строй корчмы снова забурлила веселая жизнь. Геологи во главе с капитаном, учитель и ваш покорный слуга регулярно в обед и по вечерам сидели за низким длинным с голом, болтали и спорили обо всем на свете, пели песни, и время летело, как говорится, незаметно. Я только что упомянул о песнях, но мне придется тут же оговориться — пели только мы вдвоем, капитан и я, да учитель тихонько подпевал нам. Ичеренский же, постукивая пальцами о стол, отбивал такт, а Кузман Христофоров привычно хмурился и тяжело вздыхал. Но в общем и целом было весело. А как только на столе появлялся знаменитый жаренный под крышкой петух, становилось еще веселее.Бай Гроздан, председатель кооператива, обнаружив в старой корчме столь внушительную компанию, набрался мужества и тоже присоединится к нам. Этот непревзойденный специалист по табачной рассаде превосходно пел; как затянет, бывало, задушевные, немного печальные родопские песни, даже Кузман Христофоров и тот, подняв глаза к потолку, вроде бы виновато и с растроганным видом покачивает в такт головой.Один лишь начальник, майор Инджов, не присоединялся к нам. Но и он время от времени заходил в старую корчму: ему ведь полагалось надзирать за своими подчиненными. Появится, бывало, — вид у него строгий, как всегда, — сядет в самом конце лавки и молчит.«Старшина» Марко Крумов тут же подносил ему на деревянной тарелочке рюмку сливовицы, обильно подслащенную медом, и дела несколько поправлялись. Но вообще-то начальник подолгу не засиживался с нами. Он ведь как-никак начальник, и мы на него не бьли в обиде.Так, незаметно, как я уже сказал, проходил наш досуг. Мне очень полюбились эти люди, хотя Боян Ичеренский по-прежнему не замечал меня, а капитан артиллерии все чаще и чаще наведывался в Луки: в этом селе была амбулатория, и властвовала в ней доктор Начева. Она любила выходить на прогулку, накинув на плечи платок цвета резеды. Но как бы там ни было, я не имел оснований глядеть на капитана косо за то, что он часто наведывался в Луки. На своем-то мотоцикле почему бы ему на съездить туда?Рашка исправно давала высокие надои, в районе не было ни сапа, ни куриной чумы, кооператоры рассчитывали получить осенью кругленькую сумму дохода, и вдруг эта неприятность — происшествие на Илязовом дворе. Мы были гак встревожены, так потрясены, словно нас громом поразило. Гром и в самом деле нас не миновал: арестовали на шею славного сотрапезника Методия Парашкевова.Его место на лавке пустовало.Мы по-прежнему собирались в старой корчме, но куда девалось былое веселье? Капитан, человек далеко не сентиментальный, то и дело вздыхал, Боян Ичеренский помрачнел, замкнулся и походил на зловещую градовую тучу. Один Кузман Христофоров как будто не изменился. В глазах его даже вроде бы проглядывало злорадство, но он по-прежнему молчал.В таком вот прескверном настроении нас и увидел впервые Аввакум Захов. А почему у меня осталось мрачное воспоминание о нашей первой встрече, я сейчас расскажу. 16 Мы только сели было обедать — Марко Крумов потчевал нас яичницей, — как вдруг с площади доносится автомобильный сигнал. Все прислушались, а Боян Ичеренский встал и выглянул в окошко. Мы были в полном сборе — это означает, что майор Инджов тоже находился среди нас и молча потягивал свою медовицу. И только он один, пожалуй, не обратил внимания на сигнал.— Машина окружного совета, — скачал Боян Ичеренский и снова сел за стол. Потом, отламывая кусок хлеба, он добавил — Эта машина уже приезжала сюда. Я запомнил номер.Бай Гроздан почесал в затылке.— Наверное, окружной агроном. — На его лице вдруг появилась озабоченность.Пока мы гадали, кто бы это мог приехать, наш «метрдотель» уже громко приглашал кого-то в корчму.— Просим! Пожалуйста, заходите!И авторитетно отдавал распоряжения:— Мальчик, тащи сюда чемодан, чет стоишь!Вот на пороге появились двое; одного мы сразу узнали — это был секретарь окружного совета. Другого — он был тоньше, ростом выше и моложе — я видел впервые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58