Аж сок из них брызнет, — рассек кулаком воздух Голубев. — Стаю одну уже погоняли маленько с товарищем лейтенантом и ребятами.
Мужчина помолчал. Видимо, он собирался с мыслями, чтобы сказать что-то важное.
— До вожаков, матерых волков, вам не добраться, парень, — наконец произнес он с расстановкой. — Они людей стравливают, кровопусканием занимаются! Дурачье с дубинами их приказы выполняет! Я человек темный, необразованный, университетов не кончал, но, по моему разумению, Москва слабину дала, вот местные начальнички и зашевелились, унюхали, что всю власть к рукам прибрать можно.
Надо только науськать молодняк неопытный, указать им врагов, резню устроить, а потом всем сказать: «Видите, что без хозяина делается. Аида к нам под крыло!» В России, может, и по-другому, а у нас вот так…
С Али Святой проговорил до утра. У жены Кучаева одолжил бутылку водки, приказал Голубеву принести три картонных ящика с сухпаем и расчистить место в казарме для женщин и детей.
Утром турки засобирались в дорогу, но по рации пришло сообщение о волнениях в Узгене. К тому же у крошечной годовалой дочери Али поднялась температура.
Кучаев равнодушно согласился с тем, что беженцев надо оставить, пока все более или менее не утрясется и не выздоровеет ребенок. Лейтенант заявил:
— По фигу мне все! И склады эти, и армия, и.., и все вообще!
Присутствовавший при сем Голубев меланхолично отметил:
— Жена не дала! Страдает мужик!
Сержант взял под свою опеку больную девочку. Принес матери баночку барсучьего жира, присланную отцом-охотником, собственноручно растер тело ребенка и раздобыл у жены Кучаева пачку дефицитного, как и все лекарства, аспирина.
— К дембелю, Васька, вторую профессию освоишь — врач-педиатр! — дружелюбно подначивали солдаты своего отделенного.
Дети привязались к добродушному уральскому парню.
Василий был старшим в многодетной семье и с малолетства привык нянчиться с сестренками.
— Дядя Вася! Моя кукла капризничает! — бегала за сержантом шестилетняя турчанка с именем тургеневской героини Ася. — Накажи ее.
Голубев сажал ребенка на плечи и носился среди угрюмой военной техники.
Сам Сулейманов строго выполнял поставленные условия: не приближаться к бункерам и поменьше ходить по территории складов. Он и его сыновья часами просиживали на пятачке у въездных ворот, кипятя на костре чай и переговариваясь о чем-то своем.
— Идти надо, а куда — не знаю! — жаловался он Святому. — В Чуйской долине есть кишлаки турок-месхетинцев.
Можно к ним податься. Но опять же нехорошее место.
— Почему?
— Конопля, мак опиумный… Народ там очумевший. — Али переходил на шепот:
— Наши тоже опиумом приторговывают. У каждого плантация есть, иначе не прожить… Вылечится дочь, поведу своих в долину. На колени встану перед Мамедом, пусть участок выделит, денег на жизнь даст. Все отработаю, до единой копейки…
— А кто это Мамед?
— Авторитет! Ему все мак сдают!
— Пахан долины? Не дури, Али. Не связывайся с наркотиками, — убеждал его Святой. — Руки есть. Перебирайся в Россию. Будешь жить как человек.
— Нет, командир. Считай, пятьдесят лет честно жил.
И что? Не хочу, чтобы моя семья голодала и без дома была.
Мамед лучше своих людей бережет, чем государство. У него своя страна и свои законы. Буду мак растить. Пусть жрут эти сволочи — подохнут быстрее! Они без дури дышать не могут.
Для них и буду стараться. Нет, командир, перевернулся мир.
Попробуем жить по-другому…
Тут с очередной инспекцией подоспел подполковник Дронов и, разумеется, устроил Святому разгон.
— Снова выкрутасы, старший лейтенант! — возмущался гэрэушник. — Опять своевольничаешь! Это же все равно что волка в овечье стадо запустить! По агентурным сведениям, именно турки сколачивают боевые группы, вооружаются для отпора киргизам! Вы понимаете?! Куда он собирается перебираться?
— В Чуйскую долину, — ответил Святой.
— Пожалуйста! — торжествующе закричал подполковник. — Заповедник наркобизнеса! Там, именно там следует ждать нового конфликта. Рогожин, идет передел сфер влияния в республике. Мы теряем над ней контроль, а вы миндальничаете. Приют из военного объекта устроили!
— Я был против, решительно против. Посодействуйте, товарищ подполковник, в переводе меня на другое место, — с наглостью обреченного заявил лейтенант Кунаев. — Климат жене противопоказан. Астма у нее.
Дронов отогнал просителя:
— По инстанции рапорт подавайте. Понятие служебной субординации вам неизвестно? Развели бардак на вверенном объекте! Солдат распустили. Посмотрите на взвод Рогожина: аккуратные, подтянутые, обмундирование выстиранное.
А ваши?! Мерзость запустения! Идите, лейтенант.
— Но, товарищ подполковник…
Гоблин взъярился.
— И никаких но! — голосисто завопил он и замахал руками, как ветряная мельница. — Бегом марш от меня, разгильдяй! Ваша супруга более достойна носить погоны, чем вы!
Место ему не нравится, слюнтяй! В армии не выбирают. — Дронов был в ударе. Обычная брезгливая вежливость сменилась разухабистой матерщиной.
Кунаев отскочил как ошпаренный, побежал к себе, откуда немедленно донеслась не менее виртуозная брань слышавшей все жены. Святой приготовился дать отпор Гоблину.
— Я семью Сулейманова беру под личную ответственность, — заявил он подполковнику. — У него женщины, ребенок больной на руках, какое там к лешему оружие.
— Под вашу ответственность пусть остается! — внезапно легко согласился Дронов. — Вы что думаете, я не человек?
Как вы меня там прозвали — Гоблин?
— Откуда вам известно? — опешил Святой.
Прозвище имело хождение исключительно среди солдат батальона и родилось недавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125