Номер не был сточен, он просто отсутствовал, о таких образцах молодому офицеру и слышать не приходилось. Он понятия не имел, что держит в руках один из образцов экспортного оружия, в свое время щедро рассылаемого недоразвитым братьям по социалистическому лагерю. – Ваша машинка? – поинтересовался милиционер, обращаясь к Атланту.
– Ни в коем разе, – открестился от оружия контрразведчик. – Нашел, хотел сдать в милицию, но по дороге проголодался и зашел в кафе. – Он кивнул на стол с пустой посудой.
– Очень хорошо, – улыбнулся лейтенант, укладывая автомат обратно в сумку. – Раз уж мы здесь, то и подвезем вас в отделение. – Сунув в нагрудный карман своего камуфляжа паспорт, он сказал: – Прошу.
– Действительно, ехать – не идти, – согласился с милиционером Атлант.
Отодвинув стул, он начал подниматься, и в этот момент на запястье правой руки лейтенант накинул браслет наручников и, тут же вывернув левую руку, надел второй браслет.
– А этот так, на всякий случай. Сами знаете, случаи всякие бывают.
* * *
Металлическая дверь с привычным скрежетом распахнулась, и в проеме появилась рыжая морда прапорщика-надзирателя.
– Брагин, на прогулку выходи.
Виктор слез с нар, сунул ноги в стоптанные кроссовки. С тех пор, как он побывал в пресс-хате, отношение к нему изменилось. Зэки, с которыми его время от времени выводили на прогулки, агрессивности не проявляли, некоторые старались его не замечать, другие нет-нет да подмигивали ободряюще. Что это означало, Виктор мог только догадываться.
После разговора с полковником Христофоровым он был уверен: Служба внешней разведки повлияла на эту ситуацию. Спецслужбы имели огромные возможности и влияние во всех сферах жизни. Наверняка они могли повлиять и на внутренний мир тюрьмы, где были свои руководители, а потому… «Тут как ни вертись, а выход один, надо договариваться с Мефистофелем», – так про себя окрестил Виктор разведчика.
Виктор прекрасно понимал, что его освобождают из тюрьмы не из человеколюбия или там еще каких-то гуманистических соображений. Спецслужбе нужен толковый, обученный и, главное, совершенно «левый» исполнитель. Вот он и есть этот самый исполнитель, бывший снайпер разведгруппы морской пехоты. Человек, который прошел огонь, воду и медные трубы, остался жив и даже не утратил здоровья, оставаясь годным к дальнейшему использованию.
Виктор осознавал, что его жизнь будет представлять ценность до тех пор, пока он будет нужен. После выполнения намеченной акции ценность его жизни становится на порядок ниже. А если на след выходит противная сторона, то живой исполнитель и вовсе считается нонсенсом.
«Моя жизнь ничего не стоит, – отметил про себя Савченко, медленно двигаясь по тюремному коридору, заложив руки за спину. – Она перестала чего-либо стоить уже тогда, когда я согласился с ребятами на предложение Зуба ограбить инкассаторский броневик. Как там у О'Генри: „Главное не то, какие дороги мы выбираем, а то, что внутри нас заставляет выбирать эти дороги“. Действительно, не будь той роковой встречи, наверняка была бы жива вся наша гоп-ком-пания. Может, и я не попал бы воевать в Чечню. И… впрочем, к чему запоздалые сожаления. Действительность такова, какова она есть, и из этого надо исходить».
Небольшая площадка внутри тюремного двора представляла собой правильной формы квадрат с шершавыми бетонными стенами, тянущимися на семь метров в высоту. Наверху была сваренная из толстых стальных прутьев решетка. Небо отсюда действительно виделось в клетку. По периметру стен важно, как сытый голубь, ходил надзиратель, обязанный бдительно следить, чтобы во время прогулки заключенные между собой не разговаривали или, еще хуже, не устроили драку.
Контролер небрежно втолкнул Виктора на площадку для прогулок и тут же запер дверь. На появление нового арестанта никто не обратил внимания. На площадке находилось около десятка человек, большинство не спеша двигалось по воображаемому кругу, несколько человек стояли в центре, о чем-то весело переговариваясь, и всего один стоял в стороне. Сложив по-наполеоновски руки и опершись на стену, он смотрел сквозь новоприбывшего. Не осознавая, что происходит, Виктор направился к этому человеку с невыразительным, будто стертым лицом.
– Ну, что вы надумали, молодой человек? – спросил незнакомец, когда Виктор подошел почти вплотную к нему. Вопрос был абсолютно безликий, но Савченко понял, что это тот самый связной, о котором говорил Владимир Христофоров.
– Я согласен, – безучастно произнес Виктор, удивляясь собственному голосу. Он звучал неестественно, как у робота или зомби.
– Отлично, – улыбнулся незнакомец, искривив лишь уголки губ.
– Что мне надо делать?
– На начальном этапе ничего. Плывите по течению, а все остальное сделают за вас.
Через полчаса прогулка была закончена, и всех заключенных развели по камерам. Еще через два часа в камере снова появился рыжий мордатый прапорщик и гаркнул:
– Брагин, на выход!
– Что еще не слава богу? – поинтересовался заключенный.
– Переводят в другую камеру, – последовал вполне вразумительный ответ. – Здесь будут проводить дезинфекцию, паразитов травить.
Снова до бесконечности длинный тюремный коридор, и опять за спиной громыхающие шаги прапорщика-контролера. Они спустились на первый этаж.
– Налево, – скомандовал рыжий надзиратель.
Виктор развернулся и увидел глухую громоздкую, из толстой листовой стали дверь с телекамерой, установленной над входом.
«Коридор смерти», —догадался Савченко, он уже был наслышан об этом особом блоке. Когда-то там содержались приговоренные к исключительной мере наказания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122