Баян был большой, и казалось, что это не Генка растягивает его, а, наоборот, баян разводит Генкины руки.
- Это Чайковский, - сказал он. - Видите, под Чайковского Король Морг не поет... Или вот "Саратовские припевки", - Генкины пальцы быстро забегали по пуговичкам. - Вот, видите, даже под припевки не поет... Или вот полька Штрауса... Не поет!.. А теперь "Песенка Герцога". - Генка сделал паузу и вдруг - та-та-та - тарара-а-а, про то, что сердце красавиц склонно к измене.
Король Морг как вскинул мордашку да как взвыл!.. Все артисты высыпали из-за кулис, а зрители подняли такое ликование, что испугали самого певца. Он осекся и прижался к хозяйскому ботинку, виновато-хмуро косясь на публику. Но музыка взяла-таки свое, он опять задрал голову, показывая свой аккуратненький галстучек, и запел, искренне и смешно.
Генка оборвал песню, поставил баян на табуретку, взял Короля Морга на руки и, прижимаясь к нему щекой, смущенно поклонился. "Зал" так и взорвался от восторга!
- Концерт окончен! - крикнула Мирка.
Под аплодисменты на крыльцо важно поднялась тетя Зина Ширмина. Она поблагодарила юных артистов за доставленное удовольствие, пожала руку Мирке и наклонилась к Генке, чтобы поцеловать его, но поцелуй сорвался Король Морг вдруг ласково дернулся к ней и лизнул ее в губы. Ширмина, вскрикнув, отшатнулась и чуть не загремела с крыльца, спасибо, девчонки поддержали.
Лучшего финиша для концерта нельзя было придумать. Молодчина Король! Надо было еще ее за нос цапнуть! Не все ей нас овчаркой Рэйкой пугать, и мы можем!.. Тут уж, не прячась, мы насмеялись вдоволь, потому что смеялся весь "зал". У тетя Зины хватило мужества не рассердиться. Она тщательно вытерла платочком побледневшие губы и с напряженной улыбкой сошла вниз.
Зрители поднялись.
- Эй, рододендроны! - крикнула нам Мирка, когда все разошлись. - Чего разлеглись!.. Хоть бы прибраться, лопухи, помогли!
Мы переглянулись многозначительно, мол, вот, хоть и прославились на весь двор, а без нас не могут обойтись!
- Ну, что, парни? - спросил я. - Лопух, Флокс и ты, как там тебя по-садовому-то, Чертополох, что ли?.. Поможем?
- Поможем, - охотно ответил Славка.
- А чего, - сказал Борька, - заработали.
А Юрка сел и пристально глянул в обе стороны двора. Он и во время концерта несколько раз вскидывался и озирался, ожидая, видно, сигнала от тех пацанов. И правда - раздался острый свист. Из-за дома справа выглядывали трое и махали руками. Юрка так и кувыркнулся с крыши и умчался к ним единым духом. Не верю, что он может так возлюбить кого бы то ни было, плюнув на все, нестись очертя голову, скорее он боялся. Тогда кто же они, чтобы их бояться?.. При случае надо спросить Юрку.
Ухватившись за выступ крыши, мы повисли на ней, как огромные и, наверное, страшные сосульки, потом, подрыгав ногами, оторвались и смущенно-неуверенно направились к крыльцу. Крыльцо, собственно, не изменилось - и вчера мы тут играли в садовника, и сегодня будем играть, но то, что оно тем не менее стало сценой, мешало нам легко и запросто взбежать на него, как раньше. Да и сами девчонки, эти царевны, добрые молодцы и купчихи, как они теперь?.. Все как-то странно повернулось, и лишь Томка, о которой я вдруг вспомнил и которая вообще не явилась на концерт, осталась для меня прежней.
Мы замерли у нижней ступеньки, и я, пасмурно улыбнувшись, спросил:
- Можно?
Нинка, опять нацепившая венец, глянула на нас с высоты и величественно сказала:
- Попробуйте!
НОВЫЕ ЮРКИНЫ ПРИЯТЕЛИ
Девочки не зазнались, и этот вечер мы провели весело, как обычно. Правда, Томка так и не пришла. Сперва мне было немного досадно и обидно, но потом я разыгрался и забыл про нее. Вспомнил уже в сумерках, когда стали расходиться, и опять погрустнел. Я как-то привык, что она не спеша, изредка оглядываясь и размахивая одной рукой, шагает впереди нас со Славкой. А тут, значит, впереди никого не будет.
Генка вдруг задержал готового улизнуть Борьку и сказал:
- Зайдемте к нам, ребята.
- Зачем?
- Ну, просто.
Мы замялись. Мы не любили квартиру Головачевых, ее чистоту и опрятность, ее прохладный полумрак, ее трюмо, поставленное, казалось, специально для нас, чтобы мы следили за собой и не сделали бы чего-нибудь не так. Да и тетю Тосю не то, чтобы не любили, но вроде этого. Она всегда тихо, ласково приглашает нас пройти, присесть, а сама косится на наши ноги, мол, не тащите ли грязь, мол, видите, как у меня тут все блестит.
- Поздно, Генк, куда же на ночь, - отнекивался я.
- Какое же поздно, когда мама еще не звала меня!.. Зайдемте. Я завтра уезжаю в лагерь, на второй сезон... Утром от "Транспортника" отходит автобус... Зайдемте, - настойчиво повторил он.
- В лагерь?.. Ну, вот! - только и выговорил Борька, глянув вслед удаляющейся Люське.
Эти слова были как вздох печали: вот, мол, и начинается распад нашей компании. Ведь стоит отколоться одному, как вспыхивает цепная реакция, и к середине лета из девяти человек останутся на съедение скуке двое-трое. И Томка вот-вот укатит, если уже не укатила сегодня... При этой неожиданной мысли меня бросило в жар, и я торопливо сказал:
- Что ж, Генк, давай лапу!
Он затряс головой.
- Не-не-не, не тут!.. К нам. Хоть на минуту!.. Я знаю, что вам не нравится у нас, что вы любите маму да и... меня...
Славка, тряхнув его за плечо, простучал:
- Да ты что, Генк! Это ты брось!
- Не-не, я знаю!
- Раз так - пошли к ним, парни! - скомандовал я.
В последнее время, точнее, с позавчерашнего утра, когда ко мне наведалась Томка и назвала меня главным среди пацанов, я заметил, что друзья ко мне действительно как-то прислушиваются, хотя я вовсе и не рвусь в атаманы, Юрка скорее в атаманы рвется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52