Мазня мазней, а теперь я нашел в ней смысл! Люська, не умевшая плавать, лежала на камере, как принцесса, и Борька катал ее где по грудь.
- Чего вы в лягушатнике? - крикнул я. - На глубину!
- Давай, Боря! - задорно отозвалась Люська. - Не боюсь.
Тут меня под воду - дерг! Вылетаю - Марийка рядом хохочет. Я в нее ладонью струю! Она мне две! Я - на сближение, ничего не видя в брызгах. Вдруг шипение, хлопок и визг! Я обернулся. На том месте, где только плыла камера, камеры не было, а Борька с Люськой барахтались, захлебываясь.
- О-оп! - крикнул Борька, скрываясь и тут же показываясь.
У плеча его выскочила Люськина голова, и оба они снова унырнули. Я понял, что она тонет и вцепилась в Борьку и что ему едва ли хватит сил отодрать ее от себя. Но Борька всплыл один и в изнеможении погреб к берегу, - значит, отодрал, хватило сил. И вдруг меня как током дернуло: ведь я же не кино смотрю, ведь это же тонет живая Люська! Я испуганно вымахнул на берег, как будто с Люськой должны утонуть все, кто в воде, и заорал:
- Тонет!.. Тонет!..
Мне показалось, что река мигом опустела, точно каждый решил, будто он сам тонет, и - скорей на сушу, убедиться, что жив. А потом мне показалось, что, наоборот все кинулись в реку спасать утопающего. Кинулся и я. Но мне навстречу выбредали уже из воды двое парней, неся на руках Люську. Я пятился до тех пор, пока они наступали на меня. Потом один из парней перевалил Люську через колено, и из нее хлынула вода, много воды. Потом ей разводили руки, и она задышала, потом повернулась набок, и ее рвало еще. Потом она медленно села и, вся синяя, проклацала:
- Хо-олодно-о.
Мы замотали ее во все наши тряпки, но и под ними она продолжала трястись. Все расселись вокруг, только Борька, худой и дрожащий, да я остались стоять.
- Ничего, Люсь, главное - жива, - утешала Мирка, обняв подружку за плечи. - А так подрожишь-подрожишь и отойдешь... Борьк, что случилось-то?
- С камерой что-то, - хмуро ответил Борька. - Плыли-плыли, потом пш-ш-ш, бух! - и все.
- Тут доски плавают. Могла быть с гвоздем, - сказал кто-то.
- Да и без гвоздя могла остряком...
- А может, камера старая. Держала-держала и лопнула.
Люська высвободила косы и, отжимая их, проговорила:
- Лишь бы не узнали.
- Не узнают! - уверила Мирка.
В воду никто больше не полез. Сработала наша тяжелая артиллерия! Туда ей и дорога! Со страхом досталась нам, со страхом и пропала. Списанные шахматы сгорели, краденая камера утонула, сорванные ранетки - в мусорном ведре дяди Феди. Вот как все оборачивается...
Я смотрел на кособокий грибок. Мымры там что-то не поделили, размахались руками, вскочили даже. И вдруг Блин так ударил Юрку, что тот отлетел метра на два. Поднялся, опасливо подошел к одежной куче, выдернул свою и, не оглядываясь, подался прочь, вспахивая босыми ногами песок. Остальные что-то крикнули вслед, улеглись и снова взялись за карты... Интересно, за что его?.. Свой своего... Или у них нет своих, а так?..
Когда Люська отогрелась, мы отправились домой, помаленьку оживляясь. Женька, идя почти боком, что-то рассказывал Мирке, и та посмеивалась. Марийка, я и ребята из контрдвора заспорили о секретах киносъемок: как делают крушения, пожары, падения с лошадей. Только Борька с Люськой брели молчаливо. Расставаясь, я напомнил Марийке о репетиции и шепнул, что в пять часов буду ждать ее у третьих ворот. Везучие ворота - тут и дерутся, и листовки развешивают, и вот свидание назначают.
Во дворе Мирка похвасталась мне:
- А меня-то Женька пригласил в волейбол играть!
- Но?.. А как же Славка? - вдруг спросил я.
- Что Славка? - насупилась Мирка.
- Ну, это... - я растерялся.
- Дурак ты, комиссар, и не лечишься! - бухнула она, дергая головой, и убежала.
Славка, оказывается, отстал, и никто этого не заметил. Вообще, в теперешней нашей суматошной жизни медлительный и молчаливый Славка как-то потерялся. Я подождал его, и мы пошли рядом. Что сказать ему насчет Мирки? Нечего... И мы бросаем, и нас бросают!..
Ключ лежал в трещине. Родители не любили сидеть в этом семейном склепе, как говорила мама, и чуть чего - уходили в гости. Я съел кусок колбасы с хлебом, завел будильник на без пятнадцати пять и прилег на постель, потревожив Вуфа. Он судорожно, точно умирая, потянулся и потом лишь открыл глаза. Борька прямо наколдовал - Вуф так и прилипло к котенку. Выступают Вов и Вуф!.. Таскать шахматные фигуры я его, конечно, не научу, а вот под гитару он у меня замяукает, пусть только окрепнет чуть-чуть!.. Но чем бы я ни занимал себя - Марийкой, колбасой, Вуфом, - я все равно видел пляж, видел, как я выскакиваю на берег и кричу "тонет" вместо того, чтобы самому кинуться и спасти Люську. Хоть бы поколебался, а то даже и мысли не было. Утешало немного то, что и никто из наших не кинулся. А кто кинется, если комиссар стоит и орет?.. Красивая получается картинка: я уговорил Славку стянуть камеру, я подзадорил Борьку с Люськой уплыть на глубину, а как беда - меня тю-тю. Хорош Гусь!.. От раздумий заболела голова, и я уснул.
А проснулся раньше будильника, от боязни опоздать.
Умылся, еще раз пожевал колбасы и не спеша двинулся на свидание, которое было уже не совсем деловым. Я решил, что не сразу поведу Марийку к Нинке, а прогуляюсь с ней по палисадникам, покажу, в каких кустах надежнее прятаться, покажу, где играем в ножичек, где росла ветка-мостик, и саму засохшую ветку покажу...
И вдруг голос...
- Ваш правый!
Я был против крыльца Бобкиных. На нижней ступеньке сидел Юрка, с синяком под левым глазом, который заплыл и налился краснотой. Юрка выжидательно-робко смотрел на меня, уверенный, что я пройду мимо. И я бы прошел мимо, если бы не увиденная сцена под грибком, которая задела меня и которую хотелось выяснить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52