Исторический музей Пиджин-Форджа заявил, что мумия имеет европейское происхождение. Ну, если это Фенстер, то музей прав.
Но как это случилось? Голый в пещере? Чем дальше читал Шики, тем больше был уверен, что если это очередное мошенничество Фенстера, то пошло оно совсем не так, как он того хотел. Более вероятно, что Тадеуш Траут, приняв его за Шики, натравил на него Молота. Или Рита Рей это сделала, чтобы получить страховку, – или разозлилась, обнаружив поддельное кольцо. Да…
Характерец у нее – ну-ну. В том золотом медальоне в виде сердечка, висящего над татуировкой с разбитым сердцем на шее, – что? Она ему не раз говорила, что там – высушенный кончик члена ее бывшего любовника. «Этот гад хотел меня обдурить», – только и говорила она, злобно улыбаясь и поднося медальон к губам.
Шики поежился. Вспомнилось слово «высушенный». Бедняга Фенстер.
А как они это сделали? Привязали его на солнце? Запекли в печи для пиццы? Связали и положили под стог силикагелевых пакетов, какие кладут в коробки с электронными устройствами?
Шики решил, что лучше всего будет тихо пробраться в Гатлинбург, забрать свою заначку и так же тихо смыться.
– Когда, о Господи? Когда же Ты возьмешь к Себе меня, Посланца Своего? – Крили Пэтч, коленопреклоненный в кабинете Князя, бурно потеющий, крепко сомкнул ладони под подбородком. – Ведь я же куда более достоин Вознесения, чем… что Ты говоришь, Господи? – Он наклонил голову, прислушиваясь. – А чудеса? Это ведь поможет? Дай мне ту силу, что дал Ты Дуну. – Снова прислушался. – Понимаю… обрести священную реликвию, что послал на землю Ты для привлечения многих… А тогда – чудеса! Радостно мне творить волю Твою…
Конец разговору положил стук в дверь. Пэтч буркнул Богу извинение за прерванный разговор и взялся рукой за край стола. Потом повернулся на стук.
– Кто там?
– У вас там все в порядке, сэр? – спросил из-за двери Голиаф Джонс. – Я слышал разговор.
– Не просто в порядке, у меня вдохновение! – ответил Пэтч. – Войдите, Джонс.
Он показа рукой на высокое готическое кожаное кресло с красным сиденьем – Пэтч даже себе представить не мог, что оно выиграно в покер у одного ноксвильского антиквара.
– Настало время? Готовить ли мне мой народ? Вести на крышу?
– Гм… нет еще. Голиаф, Господь послал тебя и твой клан, дабы стали вы моею мощной десницей. Время пришло проявить эту силу – обрести священные останки Князя.
– Значит, забрать его? А потом чего – Вознесение?
– Да, вскоре. Пусть все свободные члены нашей конгрегации соберутся у автобуса в восемь утра. Мы сотрясем основания этого музея язычников, как смел Иисус Навин стены Иерихона. Мы штурмом возьмем двери, как только их откроют.
Голиаф ударил себя кулаком по ладони:
– Будем готовы, сэр! И тут еще одно…
– Да? У тебя есть предложение?
– Маленький Билли Майк умеет играть на рожке, сэр.
– Отлично! Он и возглавит наступление.
Рита Рей повернула зеркало заднего вида, рассматривая свое лицо.
– Бр-р-р-р! – Она стерла салфеткой размазанную косметику, углом рта обращаясь к Орландо: – Чего ты так долго добирался до кабинета?
Он с визгом шин вырулил на хайвей:
– Ты думаешь, я ждал нарочно? Я считаю плитки, читаю на стенах bа?о , пока этот сторож ищет… сото se dice ? – hu?rfanos. Сирот.
– Сирот?
– St, turistas , которые остались после закрытия. Наконец он входит в bа?о, стучит в дверцы своей железной палкой. Я стою на сиденье, жду с ножом в руках – может, слишком сильно дышу, и золотые цепочки играют музыку – вот так. – Он показал. – Охранник останавливается, медленно открывает дверь и хочет заглянуть, а дверь почему-то – трах! – и его прямо в лоб. В следующий раз, когда очнется, я думаю, он будет поосторожнее заходить в bа?о.
– Пока ты там трахался с дверьми, я…
– Трахалась с el viejo maric? n , – договорил за нее Орландо и передернулся. – Qu? feo! Mi pobrecita guajira, бедняжечка моя, как ты ради меня страдала! Но по te preocupas, mi vida . Сегодня ты будешь с настоящим мужчиной, oiste? Будешь танцевать настоящую мамбу с расчудесной pinga Орландо.
– Трусы разорвались к чертям – я их выбросила в горшок какого-то растения у двери. – Рита Рей выбросила из окна салфетку и покосилась на Орландо. – Только я его в рот не целовала, ты видел. – Она застегнула блузку, заправила ее в юбку. – Блин, ты на это глянь! Здоровенное пятно у меня на юбке. Вот тебе и трах всухую.
– Не так уж сухо то, что я вижу.
– Это не я.
– Как скажешь, только, пожалуйста, прими душ как следует, когда приедем.
– Слушай, ты… – Она забыла, что хотела сказать, пораженная внезапной мыслью, и резко повернулась к заднему сиденью. – А где он? Мой Шики? Он в багажнике?
– Обернутый белой простыней. Лежал и ждал меня, завернутый как un regalo – подарок.
– Отлично. Мы его выбросим возле полицейского участка, как только стемнеет, а завтра прочтем в газетах, если только раньше не позвонят домой со словами: «Вы бы сперва сели, мэм».
Она потерла уголок глаза:
– Надо бы порепетировать печальное лицо. – Но это печальное лицо тут же стало счастливым: – Детка, какая жизнь начнется! Карибы, Ривьера! Миллион долларов!
Уходя от «Пончо», Младший скалился во весь рот:
– Я папе сказал, как мы уперли Дуна из-под носа у Молота, и он сказал, что мной гордится. И вами, ребята, тоже. Блин, как сейчас этот латинос злится…
– А этот старик как офонареет, когда увидит Персикову надувную бабу в багажнике, – добавил Ящик.
– Ее зовут Анджелина, – буркнул Персик. – Интересно, что он с ней сделает?
Ящик хихикнул:
– Как следует промоет шлангом, перед тем как совать, – это если мозги у него есть.
– Слушай, – серьезно сказал Персик, – такую вот девушку не обрюхатишь, и мандавошками она тебя не наградит или чем другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124