.. То ли она замешкалась на крылечке, то ли у нее ослабели ноги, что она обеими руками держится за дубовые поручни…— Мамуся! Да я вас… — бросился он к ней.У Матрены подкосились ноги, она опустилась на тесаные новые ступеньки, провела рукавом по лицу. Богдан вихрем взлетел на крылечко, подхватив мать под руки. Она целовала кудрявую голову сына, а тот поднял ее на ноги, точно малого ребенка, и склонился ей на грудь.— Мамуся, видите: я приехал! Да, теперь я сяду вот здесь, рядом с вами… Хотите, спою вашу… «Горы сыви, долыны шовкови», как когда-то вы мне пели. А зачем же плакать?..— Да разве я плачу, сыночек мой? Радуюсь, Богдась, радуюсь!— Это лучше. Будем радоваться вместе: Го-оры сыви та горы ж то сыви,Долыны шовко-о-ви.Гэй, гэй, орлы про-олита-ають… — Так же, мамуся? — заглянул он в заплаканные глаза матери.В них светилась радость.— Конечно, так, так: О-орлы пролита-ають,На сынее мо-орэ та за чорнии хвы-ыли.Гэ-эй, гэй, пыльным о-оком грають… Конечно, так. Вот и снова идут оттуда, из-за синего моря, страшные слухи. А ты приехал как раз… Пойдем в дом, чего же мы сидим. Тьфу, распелась на радостях, бог с ним, с этим морем! Прилетел, мой орленок, иди отдохни с дороги. А потом уже все, все расскажешь матери. Я почти семь лет жду этой беседы…— А вы, мама, не обращайте внимания на эти слухи. Если что — поедем в Чигирин к отцу в крепость. Он всю дорогу рассказывал мне о том, как вооружены его отряды на случай нападения.Так, поддерживая мать, и вошел в дом. Какими родными были эти комнаты, с висевшими на стенках вышитыми рушниками! Только на потрескавшейся, словно затянутой паутиной» иконе Георгия Победоносца поблекли краски. И образ богоматери в красном углу показался убогим в сравнении с ликом «мадонны» фра Филиппе Липпи, висевшим на стене мрачного кабинета Жолкевского в коллегии… Но зачем ему эти чужие мадонны?! Здесь родной дом с вышитыми рушниками, а в нем — «О-орлы пролита-ають…». Мать! 6 Страшные вести, шедшие от синего моря да из буджацких станов Орды, подняли на ноги жителей не только Левобережья, но и Правобережья Украины. Разве не бывало так, что полчища, двигавшиеся по правому берегу Днепра, по ночам переправлялись за добычей на левый берег, и наоборот? Орда движется по ковыльным степям, распуская слух, что направляется к южным границам России, угрожая добраться до самой Москвы. Но далека Москва, а крымские невольничьи рынки ждут человеческого товара. Далекие заморские купцы уже пришли на кораблях в Черное море, крымский ясырь поднялся в цене!А до ясыря — товара для заморских купцов — ловким татарам или буджакам рукой подать. Этот ясырь селится вдоль Днепра, в украинских степях, поднимает целину, разводит пасеки, добывает смолу, выжигает поташ и пасет скотину. До него рукой подать!..Захватчики верно рассчитали: молниеносно налетели, покуда казацкие полки двигались из Сечи к Терехтемирову, на Белую Церковь. После тяжелых весенних боев с Мухамедом Гиреем казаки до сих пор не пришли в себя, залечивают раны. Сечь почти опустела. Сторожевая охрана не выдержала первого боя с захватчиками, оставила Базавлук и отошла к Желтым Водам.На третий день после приезда Богдану захотелось было поехать вместе с отцом в Чигирин, но, чтобы не расстраивать мать, заботившуюся об отдыхе сына, он остался дома. Однако первые радостные минуты встречи стали омрачаться одиночеством, однообразием сельской жизни, страшным бездельем и скукой. Не были для него новинками и несколько книг отца: молитвенники, Псалтырь, Евангелие. На хуторе теперь жило много новых пришлых людей, ребята тоже не привлекали Богдана — и возраст у них не тот, и интересы другие. Он наведался даже на подворье Пушкаря и узнал, что там теперь тоже живут новые люди, бежавшие с Левобережной Украины, из безграничных владений староства Вишневецких. Домой возвратился совсем опечаленный и спросил у матери, жива ли еще Пушкариха.— Нет уже, нет бабушки Марии, — вздыхая, подтвердила его догадку мать. — Затосковала женщина в одиночестве, опозоренная королевским осуждением. Около двух лет прожила у нас, укрываемая твоим добрым отцом, а потом богу душу отдала. Едва успела причаститься у субботовского батюшки. Надо бы сходить на могилку старушки…— Обязательно, мамуся! В этом Субботове мне нужно привыкнуть к кладбищам… Да я не это имел в виду, матушка. Скучно мне здесь после той шумной жизни, что вел я среди людей. Хотя бы какого-нибудь друга найти!.. Благородно поступил батя, приютив у себя осужденную старую женщину, не допустив, чтобы гибла в изгнании мать героя украинского народа! Святое дело совершил…Мать прислушивалась к словам сына, радовалась его умным, серьезным рассуждениям.— Известное дело, Богдась, трудно жить человеку в изгнании! Такого сына вырастила Мария!.. Благодарение богу, все добрее и добрее становится сердце нашего отца, хотя он и на коронной службе, приносящей ему столько неприятностей и забот… Два года жила у нас Мария, пасла уток и гусей на Тясьмине. Все тосковала по своему внуку Мартынку… Как родную, похоронили ее всем миром, как же иначе!Когда отец с сыном и двумя казаками выезжали верхом на конях за ворота, Матрена украдкой благословила их крестным знамением. Такие страшные вести доносятся отовсюду, а сын, теперь уже при сабле, поехал в Чигирин…Михайло Хмельницкий еще в первый день своего приезда домой до поздней ночи рассказывал жене о встрече Богдана с красавицей монашкой киевского монастыря. Теперь отец, скача рядом с сыном, искоса поглядывал на задумчивого черноусого юношу, с одного взгляда читая его мысли.— После семи лет отсутствия, Зиновий, ты совсем не узнаешь наш славный Чигирин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164