Да кто же он, этот мужчина? Кто все эти люди? Ей вдруг припомнилось: Карпофор что-то упоминал вскользь о рабах покойного Аполлония...
Уже больше трех часов прошло с тех пор, как их выстроили в ряд здесь, посреди двора. Знобящий северный ветер завладел небом над их головами, и солнце заволокли фиолетово-серые тучи.
Взгляд Калликста бесцельно блуждал по лицам товарищей. Все они прибыли сюда только вчера, но и этих нескольких часов хватило, чтобы понять, насколько эта новая жизнь будет отличаться от той, которую они вели в доме сенатора. Здесь все кипело, бурлило. Казалось, ты угодил в гигантский муравейник. Все, от хлеба до дверных молотков, включая сюда вино и ткани, изготавливалось в селении, прилежащем к имению. Здесь за большим числом рабов было закреплено множество нелепых и бесполезных занятий, есть чему подивиться: раб-распорядитель зрелищ, раб-врач, приставленный надзирать за одеждой, десяток крикунов, чьей единственной обязанностью было предшествовать носилкам Карпофора, своими воплями возвещая об их приближении, и самое удивительное — силенциарии, занятые исключительно тем, что побуждают прочую домашнюю прислугу соблюдать тишину.
— Ты что, глухой? Я спрашиваю, как тебя зовут!
— Калликст.
— Произноси отчетливей, я ничего не разобрал!
Фракиец оглядел того, кто, рассевшись за столом перед грудой своих восковых табличек, так бесцеремонно наседал на него с вопросами.
— Ну, так что это за имя такое?
Калликст умышленно выложил на стол оба своих кулака, как будто ему вздумалось опереться на них. Наклонясь к спрашивающему, он вплотную приблизил губы к самому его уху и повторил, вызывающе растягивая слово:
— Калликст...
Если бы этого человека с налета укусил шершень, и то не могло бы вызвать более бурной реакции. Он вскочил одним прыжком, в своем порыве сбросив со стола почти все таблички.
— Как ты смеешь?
Фракиец отступил на шаг, сохраняя полнейшую невозмутимость.
— Подними!
Он не шелохнулся.
— Ты соблаговолишь их поднять?
— Сделай, как он говорит, умоляю тебя! — простонал у него за спиной голос, который он ни с каким бы не спутал, — это была Флавия.
— Подать сюда бич!
— Заклинаю тебя, не делай глупостей. Это же не одного тебя касается. Подумай о других! Мы все заплатим за твое упрямство.
Калликст вздохнул, сделал несколько шагов навстречу управителю, приостановился так, что оба застыли лицом к лицу, потом присел и стал подбирать таблички, рассыпавшиеся по полу.
— Ну вот. Вот и славно. Знаешь, друг, я за тебя очень испугалась.
— Сожалею. Извини.
Вилликус, приведенный в замешательство неожиданной покорностью строптивого раба, мысленно выругался. Щелканье бича будило в нем ни с чем не сравнимое упоение.
— Какую работу ты выполнял у своего бывшего господина?
— Я занимался счетами имения.
Управитель уселся на прежнее место, что-то нацарапал своим стилем и затем, не поднимая головы, рявкнул:
— Следующий!
Калликст вышел из ряда и направился в комнаты, предназначенные им для сна. Пережевывая горечь испытанного унижения, он не столько вошел, сколько ворвался в это помещение, род подземной тюрьмы — эргастула, — где стояло три десятка кроватей. Тускло освещенное насилу проникающими сюда лучами света, помещение пропахло потом и плесенью. Он плюхнулся без разбора на одно из этих убогих лож. Так и лежал, уставившись в потолок, когда рука Флавии вдруг легла ему на плечо.
— Решительно, ты неисправим!
— Да что ты так всполошилась? В конце концов, я ведь не совершил ничего предосудительного. Ты же сама видела: этот субъект старался меня унизить. В доме Аполлония никогда ничего подобного...
— Аполлония больше нет! С Эсквилином покончено! Здесь нас бесповоротно возвратили к нашему истинному положению. Ты можешь это понять? Мы снова стали тем, чем никогда не переставали быть: слугами. Рабами.
Он приподнялся, опершись на локоть, и с вызывающей насмешкой проворчал:
— Это твой бог внушает тебе столь трогательную покорность?
— Ты глупый, Калликст, ты навсегда останешься глупым мальчишкой.
— Она права, — раздался голос Карвилия. — То, что ты выкинул, — чистое ребячество и могло навлечь на тебя самые тяжкие последствия. И это при том, что среди всех нас ты, вероятно, больше прочих имеешь шанс добиться, чтобы новый хозяин тебя оценил.
— А ты, Карвилий, в самом деле, считаешь, что заслужить высокую оценку этого толстяка — цель, заслуживающая труда? Да оглянись же вокруг. Вся эта назойливая роскошь — не более чем попытка скрыть пустоту и мерзость.
— Я же не цензор, а раб, и, стало быть...
Тут он осекся. В комнату неожиданно ввалился управитель с двумя помощниками, притащившими вороха одежды.
— Вот новые туники и хламиды. Переоденьтесь, поскольку вам предстоит жить под здешним кровом, вы не будете носить ничего другого.
Раздача хламид и туник происходила при общем молчании. Краткий миг колебания — и первые из вновь прибывших, скрепя сердце, стали сбрасывать свою одежду. Нагота не смущала их, они ведь были завсегдатаями терм; что им претило, так это надобность облачиться в это одинаковое для всех платье, внушавшее такое чувство, будто они и впрямь стали безымянными, взаимозаменяемыми предметами.
Флавия и Карвилий последовали примеру своих товарищей. Калликст, схватив свою новую одежду, рассмотрел ее, потом резко смял в кулаках. Почуяв беду, Флавия вскрикнула:
— Нет, не надо!..
Но было уже поздно. Управитель, который все время исподтишка приглядывался к фракийцу, вмешался:
— Вот как, приятель? Наряд тебе не по вкусу?
— Я этого не надену, — напрямик заявил Калликст, отстраняя Флавию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163