Ей хотелось исполнять эту роль безупречно, и она настаивала на необходимости обучаться основным приемам у трагедийной актрисы.По иронии судьбы она выбрала, как это всем известно, Рашель, и в течение нескольких дней весь двор наслаждался, созерцая, как бывшая любовница Наполеона III обучает императрицу всем тонкостям искусства реверансов.
Подчеркнутая щепетильность Евгении, надо сказать, отнюдь не всегда разделялась императором, проявлявшим изрядное легкомыслие. Она обращалась к нему на «вы» и не иначе как «Сир», тогда как он говорил ей «ты», даже на людях, и звал ее по имени — «Эжени».Императрицу шокировала манера Наполеона III вести беседу. Он допускал в своей речи изрядное количество двусмысленностей и обожал рассказывать фривольные истории, запас которых был неисчерпаем.Однажды он вогнал императрицу в краску историей приключений бесшабашного капитана по имени Дюваль.Этот капитан был приглашен одной весьма знатной дамой, у которой давно уже текли слюнки при виде его. Перед тем как отправиться к ней, он рассказал о приглашении товарищам, которые, конечно же, не могли удержаться от напутствий.— Тот, кто направляется к мадам Пютифар, должен быть готов к тому, что он выйдет от нее, как Иосиф, — крикнул один из них.— Не беспокойтесь, — ответил Дюваль, — вряд ли ей удастся соблазнить меня. Она толста, как кит, и у меня нет никакого желания стать ее любовником.На следующий день товарищи спросили его:— Ну как? Чувствуешь ли ты себя Иосифом?Дюваль потупился:— Нет… Скорее Ионой, побывавшим во чреве кита.Но императрица смутилась еще больше, когда Наполеон III поведал ей о злоключениях одного из придворных.Этот человек — виконт Аженор де В. — в силу некоторого сексуального расстройства испытывал удовлетворение, только занимаясь любовью с девственницами. Незрелым девицам, соглашавшимся, чтобы цветок был сорван им, он платил огромные деньги. Одной хорошенькой куртизанке, кутившей со многими офицерами, пришло в голову, что можно извлечь выгоду из его пристрастия к невинным чистым созданиям. Она отыскала старую сводню, у которой была мазь, позволявшая женщине вновь обрести невинность, и купила огромную склянку этого средства, выложив за нее круглую сумму.На протяжении нескольких дней она старательно накладывала чудодейственную мазь, а потом нашла способ встретиться с виконтом, который поверил в то, что она девственница, и был вне себя от радости.На следующее утро неотразимый Аженор, войдя в туалетную комнату своей новой возлюбленной, заметил склянку с мазью. У него были трещинки на губах, доставлявшие ему массу неприятностей, и он решил, что слой жирного крема облегчит его страдания. Увы! Как свидетельствует один его современник, оставивший мемуары, «к его великому изумлению, губы слиплись, и в узкую щелочку, возникшую на месте рта, он не мог просунуть даже пальца…»Эта история вызвала особое негодование Евгении.В марте 1853 года во дворце в Тюильри состоялся большой костюмированный бал. Император сквозь щелки, оставленные для глаз, умильно рассматривал дам, и выглядел, «словно лис, притаившийся возле курятника».Внезапно глаза его загорелись. Он увидел молодую женщину в странном костюме. Благодаря огромному декольте взгляду была доступна самая восхитительная грудь в мире.Император принялся нервно теребить усы. Императрица не разделяла его восторга. Она была возмущена.— Никому не возбраняется демонстрировать свои плечи, — прошептала она, — но не до пупка же!В этот момент дама обратилась к распорядителю бала, Дюпэну, который уже некоторое время не сводил взгляда с чарующего декольте:— Почему вы так смотрите на меня, мсье? Месье Дюпэн достойно вышел из положения, ответив комплиментом:— Мадам, я залюбовался вашим костюмом. Кто вы?— Я Амфитрита, богиня моря…Месье Дюпэн улыбнулся:— Амфитрита! А! Да… Должно быть, в период отлива…Покраснев от смущения, дама отошла. Императрица слышала этот диалог. Но он ее совсем не позабавил, она нашла шутку слишком грубой и на протяжении нескольких месяцев не принимала месье Дюпэна.Евгения, несмотря на бурное отрочество, сохранила глубокое целомудрие. Она нетерпимо относилась к фривольностям и презирала любовные игры. Несчастная императрица была начисто лишена чувственности, и все попытки заигрывания со стороны своего супруга расценивала как «гнусности».По поводу непреклонности императрицы по отношению к удачному словцу или игривому жесту ходило множество анекдотов. Однажды Проспер Мериме, сопровождавший ее во время визита в аббатство Клюни, шепнул ей на ухо:— Здесь я запрещаю вам смотреть наверх! — Евгения вспыхнула.— Ни один человек на свете не смеет запрещать мне что бы то ни было! — сказала она.Она запрокинула голову и увидела прямо над собой картину — нечто вроде сливной ямы, куда стекались веселое лукавство и символизм художников XIII века, — монах, весьма фамильярно обращавшийся с толстой свиньей…Побледнев от гнева, Евгения ударила Мериме зонтиком по руке.— Вы хотели быть инспектором исторических памятников для того, чтобы показывать мне эту мерзость? Поздравляю вас!И она тут же увезла автора «Коломба» в Тюильри.Подобная стыдливость естественным образом сопровождалась некоторым простодушием. Весь двор убедился в этом, когда однажды императрица посетила одну из выставок. Остановившись перед статуей, изображавшей целомудрие, она заметила:— У нее слишком узкие плечи. Это некрасиво.Ньеверкерк, сопровождавший императрицу, обратил ее внимание на то, что еще не сформировавшаяся девушка обладает иными пропорциями тела, чем зрелая женщина, и что такой облик лучше всего соответствует представлению о целомудрии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12