Брай лежала с закрытыми глазами, не решаясь посмотреть на Люка. Но любопытство пересилило, и она протянула руку, чтобы убедиться, что он рядом. Кровать была пуста. Люк исчез.
Брай вскочила с кровати и направилась в гардеробную. Мочалка и полотенце Люка были еще влажными, и это говорило о том, что он был здесь совсем недавно. Смотрел ли он на нее спящую? Трудно ли было ему ходить, не разбудив ее?
Брай посмотрела на свое отражение в зеркале над комодом. Кажется, она совсем не изменилась, если не считать румянца на щеках, блеска в глазах и слегка опухших век. Все было как всегда, и изменилось только одно: ее брат погиб, а она вернулась к жизни, чтобы до конца своих дней оплакивать его.
Элизабет Гамильтон Фостер сидела в постели, когда Брай, постучав, вошла в ее комнату. На матери были ночная рубашка и атласный халат пурпурного цвета с разбросанными по нему фигурками китайцев. Воротник и от полы рукавов были ярко-желтого цвета. Ее волосы, все еще волнистые, имели такой же каштановый оттенок, как и у ее среднего сына. На висках виднелись седые пряди, которые казались скорее серыми, чем серебряными, как несколько недель назад.
Руки, державшие чашку с чаем, слегка дрожали. Увидев дочь, Элизабет поставила чашку на столик и улыбнулась, хотя глаза ее оставались грустными.
— Брай, иди ко мне. Садись рядом. — Элизабет похлопала по краю постели и протянула дочери руку.
Брай осторожно села, боясь, что малейшее ее движение причинит боль худенькому телу матери.
— Мама. — Брай взяла руки матери и нежно пожала их. Глаза Элизабет наполнились слезами. Она попыталась сдержать их, но они повисли на ресницах и побежали по щекам.
— Дай мне носовой платок, — попросила она. Брай дала платок, и Элизабет промокнула глаза и вытерла щеки.
— Ты будешь допивать чай? — спросила Брай.
— Нет. Ты уже завтракала?
— Пока нет. Я решила сначала повидаться с тобой. Вчера…
— Вчера я даже представить себе не могла, что смогу справиться с таким горем. Но вот я проснулась и все еще жива, а сына нет. — Глаза Элизабет были сейчас сухими, но лицо — таким же белым, как носовой платок. — Мне жаль, что я не могу утешить тебя, Брай. — Элизабет погладила дочь по щеке. — А как ты, дорогая? Как у тебя дела?
— Мне очень грустно, мама. Ужасно грустно.
Элизабет кивнула и отвернула край одеяла. Брай положила голову матери на колени. Элизабет гладила дочь по голове, плечам и спине, стараясь утешить ее.
— Рэнд делал то, что хотел, Брай. От этой мысли мне становится легче.
— Мне кажется, что, если бы он так не стремился найти сокровища, мы смогли бы уговорить его остаться в «Конкорде» и он бы продолжил свою исследовательскую работу.
— Ты бы его не уговорила. Вы не смогли бы управлять плантацией вдвоем. Никто из вас не пошел бы на уступки, у вас схожие темпераменты, и вы бы просто передрались.
Мать была права: Брай чуть не ударила брата в их последнюю встречу. Они опять поскандалили по поводу ее замужества и его отъезда из «Конкорда». Кроме всего прочего, существовал еще Оррин. Рэнд так и не научился жить с ним под одной крышей.
— Тебе никогда не приходило в голову, что сокровища Гамильтонов — Уотерстоунов проклятые? — спросила Брай. — Ведь никого не осталось в живых из семьи Уотерстоунов. А Рэнд — последний из Гамильтонов по мужской линии, который мог бы продолжить род и сохранить фамилию.
— Проклятые? — Элизабет откинулась на подушках и закрыла глаза. — Я всегда так думала. Твой отец часто смеялся надо мной, но не смог переубедить меня. Пока я росла, мне нравилось слушать рассказы о них. Тогда для меня это было красивой сказкой, а когда я вошла в семью, стало реальностью.
— Теперь с этим покончено, мама. По крайней мере так считает Оррин. Сокровищ больше нет, а потому и нет связанной с ним проклятой тайны.
— Брай, — Элизабет дотронулась до руки дочери, — следи за своей речью.
— Но это ведь правда? Нет ни тайны, ни сокровищ. Мы всё потеряли, так же как и Уотерстоуны. Пора покончить со всем этим. Пусть поисками занимаются другие.
— Почему это тебя так волнует? — спросила Элизабет. — Может, он здесь именно поэтому? Может, по этой причине вы и поженились?
Брай резко села и посмотрела на мать. Во рту у нее пересохло.
Элизабет протянула руку к дочери и расправила темно-фиолетовое платье на ее коленях, которое Брай надела по случаю траура.
— Оно стало узко тебе в плечах, — огорчилась Элизабет. — Осмелюсь предположить, это из-за того, что ты наверняка работала не покладая рук во время последнего урожая. У тебя сейчас плечи, как у дочери фермера. Я попрошу Адди привести к нам портниху. Тебе надо заказать новые платья. Твои уже давно вышли из моды.
— Мама, мне неприятно говорить о моде, урожае и моей фигуре. Я действительно фермерская дочь, и отец гордился бы этим.
— Я тоже горжусь тобой, Брай, — ответила Элизабет, комкая в руках носовой платок.
— Я знаю, что ты гордишься мной. Извини, если обидела тебя, но я не хочу, чтобы ты вмешивалась в мои дела. Его имя Лукас Кинкейд. Это Оррин сказал тебе о нашем браке?
— Да. Вчера. Наверное, сразу после того, как мистер Кинкейд проинформировал его об этом. — Элизабет промокнула глаза носовым платком, хотя они были сухими. — Как ты могла? Ни слова нам не сказала! Абсолютно ни единого словечка. Чарлстон расположен не на краю света, Брай. Ты могла бы послать кого-нибудь с сообщением. Мне так хотелось быть в эту минуту рядом с тобой! — Взгляд Элизабет упал на живот Брай. — Ты беременна?
— Нет! — возмутилась Брай.
— Ты не должна обижаться на меня за этот вопрос. И на других тоже. Поспешность и секретность твоего брака породили множество слухов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102