Переполнил чашу один случайно услышанный разговор.
Мариза шла через холл и была уже почти у выхода в сад, когда услышала за приоткрытой дверью библиотеки женский голос:
– Если этот брак – знак королевской милости, то лучше уж не быть в милости у короля. Вообрази такую физиономию в своей постели, милочка, – в обморок упадешь!
Другой голос, тоже женский, произнес в ответ слова, от которых на щеках Маризы запылал гневный румянец:
– Ну, графиня потушит свечи, только и всего. И получит в постели полное удовольствие – лица его не увидит, а палочка у него, может быть, подлиннее чем у любого другого. Говорят, всякий физический изъян у человека возмещается высоким развитием какого-нибудь качества.
Из-за двери донеслось подленькое хихиканье. Мариза толкнула дверь и, выпрямив спину и сжав в кулачки руки, вошла в библиотеку.
– Да как вы смеете!
Обе женщины встали с софы; застигнутые врасплох, они покраснели, но быстро оправились. Младшая, веселая толстушка, сказала легким тоном:
– Так мы только то и повторили, о чем все гости шепчутся!
– Это ваше извинение? – гневно вскричала Мариза.
– Извинения вам в вашей беде не помогут, а сочувствие можем выразить! – процедила вторая женщина, высокая, с широким полным лицом.
– В вашем сочувствии я не нуждаюсь, – сдерживая себя, холодно сказала Мариза. – Покиньте мой дом немедленно!
– Вы не в состоянии изменить мнение других людей! – настаивала высокая женщина.
– Ах ты, шлюха с коровьей мордой! – не удержалась Мариза. – Ты думаешь, твое мнение для меня что-то значит?
– Сразу видно, в каком обществе вы расцвели пышным цветом! С таким языком вы будете имет успех не при дворе, а на рынке среди грязных торговок. Думаю, под стать вам и ваша ирландская сестрица, хоть она и корчит из себя недотрогу. Проклятая папистка, католичка. Считает себя выше богобоязненных порядочных женщин!
– Ах ты сладкоречивая лицемерка! – Мариза чеканила каждое слово. – Да ты ни Бога, ни черта не боишься. Убирайтесь же обе отсюда, пока я вас перед всеми гостями на позор не выставила!
– Рано еще судить, как обернется ваш брак, – медовым голосом продолжала женщина, вырывая руку у второй, которая испуганно тянула ее к дверям. Она не хотела уйти, пока не нанесет последний обдуманный удар: – Общеизвестно, что у женщин рода Фицджеральдов кровь горяча, в этом роду полно шлюх. Может быть, нам придется изливать горячее сочувствие на вашего злополучного супруга.
– Ровена, – вскричала вторая женщина, – да уймись же ради Бога!
– Лучше быть красивой первоклассной шлюхой, чем такой, которую нанимают за пенни, потому что большего она не стоит. Да иной мужчина и близко к тебе не подойдет, хоть ты ему заплатила бы за это! И остерегитесь! – предупредила Мариза, выставляя сплетниц за дверь. – Если узнаю, что вы по-прежнему даете волю своим злым языкам, то вам худо придется. В моем распоряжении королевское… ухо! – припугнула женщин Мариза, сама не зная, как ей пришло в голову такое странное выражение. Да, ладно, пусть они себе вообразят невесть что!
Когда женщины скрылись из виду, Мариза пошла по садовой тропинке к летнему домику, обвитому побегами роз. Мариза сорвала большую белую розу и, держа ее в руке, вошла в домик и села на мраморную скамью в форме буквы S. В этом деревянном павильоне она играла при жизни отца, «домик роз» был полон волшебными воспоминаниями детства. Мариза задумалась. На сердце у нее было тяжело. Она вспоминала подленькие слова сплетниц. Неужели они правы, и все гости думают о ее браке то же самое? Она вспоминала взгляды, обращенные на Кэма, когда они вдвоем спускались по широкой лестнице. Что чувствовали эти люди? Не верили собственным глазам, были изумлены, испуганы? Испытывали сострадание? Неужели они увидели в Кэме только жалкого калеку, хромого, с изуродованной рукой, с черной повязкой на глазу? Неужели они не могли разглядеть в нем отважного человека, рисковавшего своею жизнью на службе королю, защитившего Маризу и Брайенну… человека, обладавшего какими-то волшебными чарами, раскрывавшего в ней, Маризе, сокровенные глубины ее души и тела.
Мариза вдыхала ночной воздух, напоенный ароматами роз; отрешившись от шума, сплетен и людской суеты, она была наедине с природой… Словно в Ирландии, где она часами бродила по каменистому морскому берегу, всей грудью вдыхая пронзительную свежесть ветра… Мариза забыла о приеме, о гостях, она забыла собственное имя и была теперь женщина, только женщина…
По каменистой дорожке, ведущей к беседке, кто-то шел. Звук шагов сопровождался постукиванием палки. Мариза замерла, чувствуя учащенный стук своего сердца.
Кэм остановился. Он видел в глубине беседки серебряное пятно. Его жена… Ангел в серебристых одеждах, несущий искушение… или спасение? Чаровница, волшебница, невинная искусительница, манящая его в домик, оплетенный белыми розами…
Он глубоко вздохнул. Сердце его частило, тело охватывал жар. Рука его сжала палку с золотой рукоятью. Он знал, чувствовал: «Она принадлежит мне. Я принадлежу ей».
Кэм вошел в беседку и сел на мраморную скамью рядом с Маризой. Оба молчали, потом раздался глубокий мужской голос.
– Скажи еще раз! – потребовал Кэм.
– Что? – прошептала Мариза.
– Мое имя. Скажи его!
Мариза облизнула сухие губы.
– Кэмерон, – прошептала она в окружающую тьму.
Кэмерон склонился над ней и прижался губами к ее горлу. Дернув за сережку, прошептал:
– Убери это! – и накрутил на свой тонкий палец ее шелковистый локон.
Слегка дрожащими руками Мариза вынула сережку. Тотчас его губы закрыли отверстие ее ушка, щекоча и лаская.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89