Когда Мерни произвели в капитаны, Джефферсон завел с ним тесные отношения и два года назад пригласил на должность секретаря президента.
– Мне не очень по душе, – сказал Мерни с кривой усмешкой, – гнуть спину за столом, успокаивать обидчивых министров, подносить чай дамам. Но мне доставляет огромное удовольствие быть рядом с Джефферсоном в любом качестве. Он великий человек и сам по себе неплохой.
– Отец так не считает. Он считает его болваном и крайне нерешительным, – сказала она не подумав, повторив слова, слышанные много раз от Аарона.
Лицо Мерни потемнело.
– Полковник Бэрр… – начал он грубо, но взял себя в руки. – Мы, возможно, не видим множества веских обстоятельств.
Льюис полностью разделял подозрительность Джефферсона к этому маленькому человеку, которому ничего не нужно, только бы ввязаться в интригу против президента. И даже сейчас, он поддерживал побежденных федералистов одной рукой и рекламировал позицию республиканцев другой. Этот Бэрр был смутьяном, Джефферсон убедился в этом.
– Почему ты говоришь о моем отце в таком тоне? – сказала печально Тео. – Ты наслушался сплетен и злых языков его противников. Ты наверняка не поверишь смехотворным обвинениям Александра Гамильтона и его приспешника Читхема. В его оскорбительных статьях нет ни слова правды.
Льюис молчал. Несомненно, ни один человек не мог быть таким скопищем пороков, каким представил Аарона Читхем в газете «Америкэн Ситизен». Но хотя Льюис и Джефферсон в чем-то и не согласны с Гамильтоном, они полностью поддерживают его оценку характера Бэрра. Обсуждать эту тему с Тео было бесполезно. Это могло бы только причинить боль им обоим.
– Мерни, – настаивала она, – если бы ты понимал отца, ты восхищался бы им. Он так великолепен, так образован и смел. Он источник добродетели и бескорыстия. Он великий человек. Я знаю, он такой. Пройдут годы, и всякий убедится в этом. – Ее голос дрогнул. – Ты согласен со мной или нет?
Льюис не мог ей лгать, поэтому он поцеловал мягкие губы, которые просили его, ласково шепча:
– Он заслужил мою внутреннюю признательность тем, что произвел тебя, моя Тео.
Они больше не говорили об Аароне и даже прекратили обсуждать будущее. Он попытался рассказать ей об экспедиции на запад, но ей не хотелось слышать об этом.
– Почему ты должен ехать, Мерни? Кому нужны эти земли за Миссисипи? Мне кажется, риск так бесполезен и так глуп. Если Джефферсону хочется сделать это, пусть поищет кого-нибудь другого для поездки.
– Экспедиция стала моей мечтой с четырнадцати лет, Тео. И мне кажется, по крайней мере только два человека подходят для такого предприятия: это Вильям Кларк и я.
– Какая от этого будет польза? – повторила она безнадежно. – Ты сам говоришь, что ни один белый человек не бывал в тех местах; зачем тогда белым людям вообще ходить туда?
Он вспыхнул, но, взяв себя в руки, ответил примирительно:
– Мы должны получить право на эти земли для нашей страны. Они станут частью Соединенных Штатов. Мы должны утвердиться от одного океана до другого, могучая нация, объединенная одним языком. Это ничего не значит для тебя?
– Я знаю только, что ты хочешь уехать. Не говори об этом сейчас, пожалуйста.
Тео раскрыла ему свои объятия, и он бережно прижал ее к себе, позволив ей втянуть себя в глупую болтовню, которой наслаждаются влюбленные.
Тем не менее он знал, что их идиллия была частью прекрасного безумия, которое не могло продолжаться. Каждый день, покидая ее, он возвращался к своим планам: заказывал продовольствие, тщательно инструктировал людей в Сент-Луисе. Из этого города окончательно скомплектованная экспедиция стартует на Миссури. И он проводил все вечера за изучением астрономии и географии.
Однако с каждым днем ему становилось все труднее расставаться с ней. Джефферсон не спрашивал о его опозданиях, но в его усталых глазах читался вопрос, и Мерни сам проклинал свою слабость.
После обеда четвертого дня Аарон вернулся, и с первым появлением его подтянутой, энергичной фигуры мечтам Теодосии был нанесен удар.
– Как мило с твоей стороны сократить нашу разлуку, госпожа Присей, – сказал он, тепло обнимая ее. – Я не надеялся, что ты меня здесь встретишь, зная твою привязанность к Нью-Йорку и любовь к комфорту. Боюсь, Вашингтон пока мало что может предложить из этого.
– Конечно, я еще не привыкла, – коротко сказала она. – Но мы не чувствовали каких-либо неудобств.
Он обхватил ее рукой за талию.
– А как поживает самый важный член нашей семьи?
Она засмеялась и повела его наверх посмотреть дремлющего ребенка, который открыл свои темные глаза, как только увидел деда, издав радостный звук.
– Я считаю, что он действительно помнит тебя, – воскликнула смеясь Тео.
– Я всегда говорил, что он необыкновенно смышленый малыш. Смотри… – Он вытащил маленькую серебряную погремушку из кармана, позвякивая ей. – Смотри, что дед купил тебе в Филадельфии!
Ребенок подался вперед, его пухлые пальчики сжались вокруг игрушки.
– Деди, – пролепетал он радостно, наградив Аарона ангельской улыбкой.
– Он понимает тебя, мне кажется, – сказала Тео. – Он зовет себя Деди, но и твою фотографию тоже называет Деди – ту, которую я всегда ношу с собой.
– Вот как, – сказал польщенный Аарон. – Тогда мы поделимся даже нашими кличками. Мы оба Деди. – Он потрепал кудри ребенка. – Точно такие же рыжие волосы, как и у тебя, Тео, в его возрасте. Маленький Деди очень похож на тебя, только более привлекательный, конечно.
Брови отца изогнулись вверх, в характерной для него комичной манере, когда он передразнивал. Она рассмеялась над ним, думая, как молодо он выглядит в свои сорок семь лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109