– Не лги мне! – зарычал он, сжимая кулаки.– Я правда не знаю, где Берта сейчас, – заикаясь, пролепетала она.– Да, но ты знала, куда ее посылаешь.– Мануэль, я не думала, что тебе есть до нее дело – после нашего вчерашнего разговора…– Мне и сейчас нет до нее дела! Но мне не нравится, что ты лезешь в наши цыганские дела!– Она такая юная. Я должна была помочь ей, но я не хотела тебя злить.Мануэль ударил ее наотмашь, и Дженни от неожиданности потеряла равновесие и упала, ударившись о железный очаг бедром.– Я знал! С самого начала знал! Хоть и защищал тебя перед остальными! Что ты со мной сделала?! Заставила меня краснеть! Моя женщина сует нос в чужие дела!Мануэль замахнулся, но на этот раз Дженни не стала ждать, пока он ее изобьет, она крикнула ему в лицо:– Бей меня, но я все равно не жалею, что помогла ей! Ей десять лет! Я бы все равно не позволила продать ее какому-то старому уроду!Мануэль сгреб Дженни в охапку и швырнул на кровать, так что доски затрещали.– Не смей так со мной говорить! – проревел он и, схватив за плечи, приподнял.Дженни вцепилась ногтями ему в лицо, царапаясь и пинаясь. Она дралась как тигрица, но он успел ударить ее еще раз, затем отшвырнул от себя, так что она плечом ударилась о стену.– Все равно я не жалею! – крикнула Дженни. Гнев распирал ей грудь. – Берта верила мне, любила меня!– Ах ты, дрянь, я должен был бы убить тебя за это.– Убей, все равно я не пожалею.Он набросился на нее с кулаками, Дженни выворачивалась, извивалась, стараясь ответить тем же. Внезапно, в пылу борьбы, все изменилось. Вместо гнева он уже испытывал страсть. Мануэль вообще легко зажигался, а когда перед ним была Дженни…– Хватит! Довольно! – крикнул он, сжимая ее железной хваткой.Дженни тяжело дышала, слезы застилали глаза, руки бессильно повисли. Теперь, когда ярость утихла, боль дала о себе знать. Все тело саднило.Дыхание его участилось, желание овладело им, и то, что она покорилась ему от изнеможения, а не от страсти, уже не имело значения.– Прости меня, – зашептал он, – пожалуйста, прости! Ты не должна была меня злить. Ты не представляешь, что ты наделала – замахнулась на права Розы, но я тебя не выдам. О, Дженни, я никогда не желал тебе зла.За дверью послышалось какое-то движение, и Мануэль резко сел. В один прыжок он оказался у двери, открыл ее и выглянул – шел дождь. Наверное, это были звуки дождя. Довольный тем, что они одни, он закрыл дверь.– Ты уверен, что никто не подслушивал? – тревожно спросила Дженни. Признание предназначалось лишь для ушей Мануэля.– Нет, никого. О, Дженни, как я мог?! – воскликнул он, когда, убрав волосы с ее лица, увидел синяки.Дженни молча сглотнула слюну с кровью. Она верила в искренность его раскаяния, но принимать от него извинения все же не была настроена. Он смотрел на нее, залитую желтым светом фонаря, повторяя:– Я их всех брошу ради тебя, Дженни. Ты значишь для меня больше, чем любая цыганка. Больше, чем Марта. Больше, чем Роза.Мануэль дрожащей рукой гладил ее шею, плечи, но Дженни лежала отвернувшись. В отличие от него ее ярость и боль не могли с той же легкостью превратиться в похоть. Но, зная, как легко он может заставить ее воспылать страстью, она избегала смотреть ему в глаза.– Дженни, забудь о том, что было сегодня. Я сумею тебя отстоять.– А кто постоит за меня перед тобой? – язвительно спросила она.Мануэль повесил голову.– Мой ангел, я готов убить себя за то, что сделал. Жизнь моя, любовь моя, воскреси меня! Люби меня, и я заставлю тебя забыть о боли.Дженни повернула голову и наконец заглянула в его глаза, влажные от раскаяния и страсти. Все произошло так, как бывало не раз. Он был для нее непостижимой загадкой, этот мужчина, принадлежавший сразу двум мирам. Она не знала, что именно в нем заставляет ее сжиматься от предчувствия удовольствия, того острого наслаждения, что он неизменно дарил ей.– Ты обещаешь больше никогда меня не бить?– Клянусь! Пусть речь зайдет о тысяче цыган, никогда! – прошептал Мануэль, целуя ее руку. – Я готов поклясться в чем угодно в обмен на твою любовь. Любовь по доброй воле, – добавил он, дыша на ее пальцы.Мануэль удивил ее. Он не привык просить – преисполненный мужской гордости, он привык брать не спрашивая. Просить значило для него поступиться мужским достоинством.– Ты правда меня любишь? – спросила она, протянув руку к его смуглому лицу.– Люблю, люблю, распоследний я дурак. Мне плевать, что говорит Роза, мне плевать на сотни поколений моих цыганских предков, мне плевать на то, что другие цыгане меня осудят, я знаю только то, что я люблю тебя, моя маленькая горджио.Он ласково провел тыльной стороной ладони по ее груди, поднял смятую юбку, обнажив белые крепкие ноги.– Ты больше не злишься на меня из-за Берты? – спросила Дженни, накручивая на палец черный завиток.– Нет, я весь в огне. Я хочу тебя, горджио!Он зарылся лицом в скрещение ее бедер, лаская ее горячим дыханием. Она не могла бороться с подступающей волной. Страсть, неистовая страсть вела их за собой, горела в их глазах, широко открытых, потемневших, пожирающих друг друга. Мануэль накрыл ее своим телом, и они стали одним.– Да, Мануэль, заставь меня забыть, – прошептала она.– Ты забудешь, как тебя зовут, – ответил он, покрывая ее поцелуями.Прочь, прочь от жалкого настоящего, от болезненных воспоминаний прошлого в пучину страсти, которая одна могла подарить ей забвение!И в этот момент, весьма некстати, опять послышался тот же скребущий звук. Мануэль не придал ему значения – он решил, что это ветер царапает ветками о крышу вардо. Он был слишком возбужден, чтобы придавать значение чему-либо, происходящему во внешнем мире. Весь мир для него сосредоточился в ней, Дженни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116