Обернулась к Филипу.
— Прежде хочу еще спросить…
— Прошу!
— Вы упомянули, что снимаете мастерскую в Манхаттане. Вы тот самый фотограф Филип Керкленд?
— Тот самый.
— Как называется ваш фотоальбом?
— Это что, проверка! — обиженно вскинулся Филип. Сара тряхнула головой.
— Просто хочу убедиться, что вы тот, за кого себя выдаете!
— «Остановись, мгновенье!» — буркнул Филип. Она кивнула.
— А какой у него эм-эс-ка-эн?
— Что-что?
— Международный стандартный книжный номер, — сухо пояснила Сара.
— Понятия не имею! — замотал головой Филип. — Но уверяю вас, я фотограф Филип Керкленд. Да, клянусь, вы сами-то этого номера не знаете!
Сара усмехнулась.
— Поль, тире, три ноля, три тире, десять тысяч один, тире, пять! — отчеканила она.
— Весьма польщен! — сказал Филип.
— Пустяки! — она тряхнула головой. — Запомнилось только потому, что ритмично укладывается. Засело в мозгу вместе с другими де-ка-и-бе-ка…
— А это еще что за чертовщина?
— Данные каталогизации изданий Библиотеки Конгресса.
— Вы библиотекарь?
— Нет, — ответила Сара. Отошла от окна, снова села в кресло. — Я историк, научный сотрудник Библиотеки Конгресса.
— Так-так… А мусор для чего воровали?
— Ищу факты, — сказала Сара, голос у нее дрогнул. В нем прозвучали одновременно гнев и печаль.
— Какие факты?
— Об убийстве. Которые я смогу выставить против убийц моего отца! — с вызовом произнесла Сара.
Филип с интересом взглянул на хрупкую девушку в необъятном свитере: каштановые пряди волнами спадают на плечи, по виду никак не скажешь, что такая способна на кровную месть.
— Можете толком объяснить? — сказал он мягко. — И горячиться не надо.
— Может, вы помните… — начала Сара. — Отец был сенатор-демократ от штата Кентукки. Примерно год назад против него начали травлю.
— Кто?
— АККИ. Американская консервативная коалиция за истину. У них солидный центр в Вашингтоне во главе с неким Джоном Стинбейкером. Развернули против отца шумную кампанию, лили на него грязь и клевету. Только номер не прошел. Отец на провокацию не поддался. Я думаю, они хотели вынудить его подать голос против сторонников аборта, а может, просто надо было провалить его кандидатуру на очередных выборах.
— Но ведь вы сказали, номер не прошел… Сара кивнула.
— Тогда он их высмеял. Сказал, любовь, война и политика должны обходиться без интриг. Но уже недели через три отцу стало не до смеха. Словом, они его достали…
— Каким образом? — спросил Филип.
— Я толком не знаю, — дернула плечом Сара. — Он не рассказывал. Приезжаю как-то к нему в Уотергейт, а он среди бела дня пьян… Пару раз порывался мне что-то сказать, но тут же обрывал себя, будто боялся выдать тайну. А едва я спрашивала об АККИ или Стинбейкере, немедленно взрывался. Я отстала. И вот, это случилось почти полгода назад, он покончил жизнь самоубийством. Вставил дробовик дулом в рот, нажал курок… — Сара зажмурилась, веки ее напряглись. Она судорожно перевела дыхание. Филип молчал. Несколько секунд девушка боролась с собой, потом продолжала:
— Не осталось ничего — ни записки, ни объяснения, почему так… Ушел из жизни, и все. И виной тому, я убеждена, Стинбейкер и его компания. Сначала их мерзкая травля по радио и телевидению ни к чему не привела, тогда они изменили тактику, и кончилось тем, что папа наложил на себя руки…
Она тяжело, прерывисто вздохнула.
Филип потянулся к пепельнице на тумбочке между кроватями, загасил сигарету. Повернулся к Саре.
— Все-таки не понимаю, почему ни с того ни с сего вам понадобилось грабить монастырский мусор.
— Так ведь все взаимосвязано! — устало, с легким раздражением, будто Филипу это хорошо известно, сказала Сара.
— Представьте, я ничего не понимаю, — мягко сказал Филип. — Можно поконкретнее? Она вяло улыбнулась.
— Простите… Уже полгода я только об одном и думаю. Все пытаюсь сложить по кусочкам, по осколочкам, дойти до истины, чтоб ею поразить преступников. Потому мне кажется, что все так очевидно…
— А я ищу близкого мне человека, — сказал Филип. — И включился на пять месяцев позже вас. Пожалуйста, расскажите поподробней — Хорошо! — Сара подалась вперед; чувствовалось, рассказывать ей нелегко. — Пока мне немногое удалось, но связи я все же выявила. Эти люди словно сетью опутали всю страну.
— Кто? — осторожно спросил Филип.
Сара недовольно покосилась на него, и тут впервые Филип заметил, что глаза у нее какие-то серебристо-серые, такие светлые, что радужка едва выделяется на фоне белка… Красиво, как ни странно…
— Да-да, конечно… — спохватившись, усмехнулась Сара. — Так вот, начнем с АККИ. Между нею и ОПА, Организацией «Пробудись, Америка», прямая связь.
— Это та самая ОПА, которой заправляет Билли Карстерс? — спросил Филип.
Насколько он знал, ОПА выплыла на поверхность вскоре после прихода Рональда Рейгана к власти и вроде бы претендовала на роль некоего рупора единения христианской Америки. Ни самого Карстерса, ни его организацию Филип никогда всерьез не воспринимал.
— Она самая, — подтвердила Сара. — Но Карстерс лишь председатель, а истинный хозяин ОПА некто Эндру Даглас Кронен. Из породы старых закулисных интриганов. Мне удалось выяснить, что начинал он на мелких ролях при никсоновском Комитете по переизбранию президента, КПП. Так вот, Кронен со Стинбейкером старые приятели, и АККИ оснащает ОПА необходимой рекламой. Иными словами, прямой доход Кронену со Стинбейкером обеспечивает Чарлз Тодд, крупный маклер, а ему компьютерную технику оплачивает Семюэл Келлер…
Довольный, что услышал знакомое имя, Филип вставил:
— Не тот ли Келлер — вроде Говарда Хьюза, владелец крупной фармацевтической фирмы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83