Все вернулись к работе. О еде никто больше не думал, никто не хотел смотреть на нее.
Снова раздались удары молотком, и облака пыли, только что улегшейся, поднялись вновь, окутывая все подземелье темно-серым налетом. Ронделль устраивал тем временем освещение. Вскоре зажглось несколько больших и маленьких ламп, прикрепленных к стенам.
В два часа ночи часть стены была проломана. Каждый взял лампу и заглянул вовнутрь. Комната была четыре метра в ширину и шесть в длину. В ней находилась колесница фараона и мебель из дворца. То тут, то там поблескивали золотые украшения. Посередине комнаты и по стенам стояли сундуки, более богато украшенные, чем предыдущие.
Швиль первый вошел в комнату, но никто не последовал за ним. Смерть инженера Аргунова была еще слишком свежа в памяти: хотя об этом никто не говорил, но все знали, что он первым схватил золото.
Ни у кого не находилось мужества испытать невидимого бога мести. Швиль осмотрел роскошную колесницу, выложенную толстыми пластинами золота, с колесами из черного дерева, украшенными слоновой костью. Он совершенно погрузился в ее подробный осмотр, как вдруг подземелье потряс страшный гул. Лампа выпала у него из рук и с треском потухла. Послышались громкие крики и стоны. Швиль быстро пришел в себя, бросившись в направлении, откуда раздались крики. При свете горевших в соседнем помещении ламп он не мог, однако, ничего рассмотреть в первую минуту, так как пыль густым облаком стояла в воздухе. Но он угадывал, что произошло ужасное несчастье и, по-видимому, не ошибался. Когда пыль улеглась, все стало ясно. Пока он осматривал экипаж, рухнул потолок.
Отдельные крики становились все громче. В куче щебня и камней Швиль не мог ничего рассмотреть: очевидно, под обломками находились люди.
Он начал лихорадочно работать и вскоре освободил одного. Его невозможно было узнать, потому что кровь, которая все время текла из его носа, покрыла все лицо.
– Де Кастелло? – спросил Швиль.
– Нет, Ллойд, – гласил ответ. Швиль довел шатающегося Ллойда до коридора и принялся рыть дальше, пока не нашел Кастелло. Взяв последнего под мышки, он собирался уже вытащить и его, как вдруг тот дико закричал.
– Не тяните, я ранен, у меня безумная боль в ногах.
Оказалось, что у него были сломаны обе ноги.
Швиль оттащил несчастного в сторону и затем снова схватился за лопату. Теперь из кучи щебня вылез Ронделль и на четвереньках отполз в сторону. На плече у него была зияющая рана. Швиль увидел руку, судорожно дергавшую пальцами. Изо всей силы навалился на камни и отодвинул их в сторону. Вскоре ему удалось вытащить доктора Пионтковского, который едва дышал.
– Кислороду, Ронделль, вы не даете нам ничего! – заревел Швиль.
В эти минуты, когда дело шло о человеческой жизни, он мало задумывался над тем, что этим замечанием только ухудшит и без того скверные отношения между собою и Ронделлем. Но тот, видимо, понял волнение археолога и без противоречий выполнил все, что ему было приказано.
– Все здесь? – спросил Швиль, пересчитывая присутствующих.
– Нет Юргенсена, – ответили Ронделль и доктор Пионтковский.
Швиль снова схватился за лопату. После напряженной работы он нашел отсутствующего: тот лежал под всем грузом камней. Не нужно было тщательного исследования, чтобы установить, что он мертв.
На черепе виднелись многочисленные раны, и все лицо было залито кровью.
– Теперь у нас два трупа. Гробница фараонов будет и нашей могилой, – с горечью произнес Швиль, обращаясь к Ллойду, и прибавил: – Ведь вы были посланы сюда только потому, что являлись инженером: разве вы не могли предвидеть несчастья?
Ллойд ничего не ответил: он еще не пришел в себя и, тяжело дыша, прислонился к стене.
– Вы верите, Швиль, что фараоны мстят? – спросил доктор. Остальные с напряжением ждали ответа.
– Я не могу с уверенностью утверждать этого, но твердо верю, что здесь, под землей, есть какие-то влияния, от которых мы страдаем. Есть совершенно непонятные вещи, которых никто не может объяснить. Я бы не удивился, если никто из нас не увидел бы больше дневного света. Может быть, мы все останемся здесь, – спокойно заключил Швиль.
Его ответ поразил всех, как ударом грома, а небрежность, с которой он произнес это, была еще удивительнее слов. Его ответ был предостережением судьбы. Долго длилось молчание, прерываемое только стонами де Кастелло. У несчастного были сломаны обе ноги, и доктор Пионтковский накладывал ему перевязку.
– Заткните глотку, Швиль, – взревел вдруг неожиданно Ронделль. – Вы хотите нагнать на нас страх! Я знаю, во что вы метите. Я вас застрелю, как собаку; если вы будете влиять своей ерундой на других!
Кровь бросилась Швилю в лицо. Прищурив глаза, он презрительно посмотрел на своего противника, потом на остальных и ответил, холодно улыбаясь:
– Если вы меня застрелите, то это ничего не изменит, господин Ронделль. Может быть, даже вы в таком случае еще скорее погибнете здесь, потому что мое предположение о мести фараонов только оправдается. Я не боюсь смерти, господин Ронделль, заметьте это. Если я так говорю, то только потому, что единственный среди вас, который не потерял головы из-за золота. Да, господа, я единственный, который в состояний еще думать. Я не боюсь ни вас, ни Марлен и не скрываю этого. Что вы теперь скажете, господин Ронделль?
Ронделль ничего не ответил и остальные тоже промолчали. Но теперь Швиль знал, что конфликт стал открытым. Может быть, это даже лучше. Трое исключались: Аргунов и Юргенсен были трупами, а де Кастелло с раздробленными ногами был так же безопасен, как и мертвые. Значит, у него оставалось только три противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46