– Каждый раз, когда я приезжаю домой, мне приходится сталкиваться с верой мамы, что Сейбл жива. И мои воспоминания о той ночи… Я положила монету Лэнгтри возле ее колыбели тогда вечером, чтобы она была в безопасности. И помню, как слышала эту колыбельную: «Неж-но и не-спеш-но…»Житель приграничья с разоренного войной Юга, который не многое мог оставить своим детям, сочинил эту колыбельную, чтобы она охраняла их сон. Микаэла слышала эту песенку в ту ночь, когда пропала Сейбл, и именно тогда она поняла, что безопасность не бывает абсолютной.Когда преданная экономка и друг похитила их младшего ребенка, Микаэла увидела своих родителей совершенно подавленными. Микаэла видела, что мать отважно пытается скрыть свое горе, рану, которая никак не заживала, и впервые ее сильный отец не смог им помочь.Энергичная борьба, которую вел Джейкоб Лэнгтри, пытаясь отыскать Сейбл, потрясла всех, но ребенка так и не смогли найти, хотя Фейт верила, что ее малышка жива, и в каждой молодой женщине она старалась увидеть Сейбл.Микаэла посмотрела на Рурка. На лицо брата падала тень широкополой шляпы. Он лучше, чем кто бы то ни было, понимал, как преследуют ее воспоминания той ночи, как навязчиво звучит та колыбельная.– Ты веришь в то, что будет проклят каждый не из рода Лэнгтри, кто завладеет этими монетами, и что шесть монет вместе дают огромную силу?– Я верю в правду и в то, что есть. Жизнь приходит и уходит. Мы должны принимать ее такой, какая она есть, и распоряжаться ею как можно лучше.Микаэла погладила гриву кобылы, и в ночном воздухе будто поплыли строчки из дневника Захарии: «Я был в лихорадочном возбуждении, но еще сильнее был ужас отца. Я сделал так, как он просил, и бежал прочь от войны, унося с собой истекающее кровью сердце и эти монеты. На мне поставят клеймо труса, я буду покрыт позором. Моя рана открылась, и я бежал, испытывая гнев и боль, а надо мной раздавался треск молний. Я уносил с собой мечты они, и теперь делом чести было заменить его на ферме. Жеребец подо мной был хорош, и мы неслись вперед – трус и конь».Микаэла уткнулась носом в гриву лошади. Ничто не может сравниться с тем, что ты испытываешь, когда скачешь на лошади Лэнгтри, ощущая мощь в мышцах благородного животного. Знаменитая порода лошадей Лэнгтри восходила к Его Величеству – тому чистокровному жеребцу, который уносил Захарию и шесть золотых монет с семейной плантации. Кобыла его жены Клеопатры передала жеребцу выносливость мустанга, а Морган, принадлежавший Захарии, – более коренастую стать с короткой шеей и крупной головой. Кроме того, что лошади Лэнгтри ценились во всем мире за необычайную выносливость, порода привлекала покупателей еще и потому, что им хотелось прикоснуться к загадочной любви Захарии и Клеопатры, словно на новых владельцев падал отсвет этой, ставшей легендой, любовной истории. Но семья Лэнгтри лучше, чем кто бы то ни было, знала, что горячие сердца их лошадей были действительно мощными только в чистом воздухе Вайоминга, среди просторных полей, питаемых горными ручьями, среди весенних колокольчиков и зимних снегопадов. Говорили, что клекот ястреба пробуждал в их чистой крови охотничий азарт и заставлял перед охотой подниматься высоко на дыбы.– Ты веришь, что любовь может все преодолеть? Такая, какая была у Захарии и Клеопатры?– Любовь бывает настолько глубокой, что может разорвать сердце, если человек ее потеряет.Микаэла сейчас говорила о Рурке. Потеряв Анжелику и ребенка, брат потерял самого себя.– Не думаю, что я верю в любовь. Вряд ли она у меня будет. Из меня получится великолепная старая дева.Рурк быстрым движением руки погладил Микаэлу по голове – жест братской любви.– Это потому, что ты не любила по-настоящему. Ты не чувствуешь потребности отдать эту самую последнюю часть себя кому-либо, доверить свое сердце, жизнь и душу. У тебя дикое пылкое сердце, дорогая сестренка, и когда ты полюбишь, ты поймешь это. Это будет нелегко, потому что тебе нравится все держать под контролем и ты выбирала таких мужчин, которые позволяли тебе делать это. Когда человек любит, он отдаст часть себя другому, и в этом и есть радость любви.Микаэла крепко сжала грубую мозолистую руку брата.– Ты думаешь, я специально делаю это? Ищу человека, которого смогла бы контролировать?Рурк фыркнул с раздражением:– Это все телячьи нежности, сестренка. Ты охотник, и ты любишь вызов. Тебе нужен равный, тот, кто сможет тебе соответствовать. Вот Харрисон, например. Ты не можешь его победить и поэтому бежишь от него. Вы воюете уже годы. Если ты останешься здесь, ваша война продолжится.Микаэла, как в детстве поддразнивая брата, сняла с него шляпу и нахлобучила на свою голову. Глядя сверху вниз, Рурк усмехнулся:– Ну, теперь готова войти?– Самое время вернуться тебе в родной дом, – ворчливо пробормотал Джейкоб Лэнгтри, хотя при виде дочери его охватывали теплые чувства и гордость. В семь часов солнечного апрельского утра он был потрясен измученным видом Микаэлы, когда она вошла на залитую солнцем кухню ранчо. Жизнь дочери рассыпалась на кусочки, и Джейкобу хотелось помочь ей, хотелось решить ее проблемы. Но его останавливала гордость Микаэлы – гордость Лэнгтри, – а это чувство было Джейкобу хорошо знакомо. Дочь не потерпит вмешательства в свою жизнь.Этим утром Джейкоб чувствовал себя неспокойно, он хотел сказать дочери правильные слова, молясь о том, чтобы, не дай Бог, не наболтать лишнего. Закончив доить Бесс и прогуливать Эрла – мерина из своего табуна, Джейкоб взял корзину и собрал яйца для омлета Фейт – глупая диета восточного городка. Хотя эту работу могли выполнить и работники ранчо, Джейкобу нравилось встречать восторг голубых глаз Фейт, когда он приносил ей ведерко жирного ароматного парного молока и корзинку яиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97