Словно она несколько ночей не спала, на скрипке играла.
Она сама так и говорит: я, мол, не спала. И сейчас не сплю. Все вокруг спят, погоны надели, на лыжах бегают, гимн поют. И всем им кажется, что дома вокруг чистые, улицы ухоженные, на деревьях соловьи поют. А это не соловьи, а вороны! Серые, грязные, наглые. Она одна это видит. А другие даже смотреть не хотят.
— Я ведь почему играю на скрипке? — зашептала она. — Когда скрипка играет, людям все невидимое ближе становится. Если приглядеться, можно соловья от вороны отличить. А люди просто мимо идут. Монетки мне кидают…
И вдруг она как закричит:
— Но ведь не только люди спят! Весь город спит, вся страна. Вся Земля… И сны какие-то дурацкие!
— А ты почему не спишь?
Она говорит:
— Я играю на скрипке… Уходи. Мне пора играть.
— Нет…
— А ты слушай перекресток. Машины все медленнее. Дома сейчас умрут. Каркают одни вороны.
— Это соловьи…
— Гнилой воздух… Я должна разогнать его! — кричит она. — Люди, больные одиночеством, ждут моей музыки!
— Люди счастливы, каждый со своими погонами!
Скрипачка сказала:
— Думаешь, люди счастливы? Может, вместо них счастлив кто-то? Кто-то или что-то… Чья-то воля. Ничто не может противостоять этому. Это в каждом. Указка.
— Что?
— Указка, — повторила она. — Очень просто. И быстро. То, что было сейчас в твоей квартире.
* * *
— …почему статуя Свободы почернела?..
Я говорю:
— От копоти, наверно. Это уже давно.
Мы из консульства возвращались. Генка всю дорогу нервничал, рулем дергал и вопросами меня донимал. Забыл совсем, что вопросы его до меня только наполовину доходят. Мотоцикл канадский-то трещал громко. Мы и переругивались поэтому.
Но Генка, в общем, по-радостному нервничал. Игорь Вадимович этот, консул-то, сказал, что Генка хоть сейчас может на самолет садиться, визу ему без проблем оформят. Но Генка без меня не захотел.
Я, конечно, благодарен ему был так, что и сказать нельзя. Хоть и не ожидал от него, в общем-то, мы же в детстве не слишком-то ладили. Ну, сначала все нормально было, а когда наши родители поженились, там всякая ерунда началась. И дрались мы часто. Ну я, понятно, в полную силу не бил, а он этим пользовался: увернется от меня и зубами норовит схватить. Однажды чуть палец не откусил, зараза.
Генка снова мне вопрос кричит:
— А что это за запах такой в Нью-Йорке? Как от апельсинов?
Я в ответ тоже кричу:
— Это крысиный яд! Химики от правительства задание получили — химикат найти, чтобы люди лучше жить стали. Ну, понимаешь, глотнул таблетку, и ты поумнел сразу, тебе работать захотелось, и законы чтоб не нарушать.
— Дальше что?
— Как — что? Придумали они препарат. Но химики, они ведь сначала все на крысах пробуют. Вот крысы и поумнели. Химиков убили, препарат украли. Стали его сами делать. В профсоюзы объединились. В Конгресс, говорят, протест подали, мол, президент незаконный, потому что они его не выбирали. Ну, крыс этих послали, конечно. А они в ответ все метро завоевали. Только тогда военные приехали и везде эту отраву разлили. Метро с тех пор не работает, кроме «N»-линии… Оно дохлыми крысами забито.
Едем мы с ним, а от нас все прохожие прячутся. Кто в магазин, кто в переулок, а кто, в точности как я, за кучу мусора падает. Я говорю:
— Снял бы ты этот флажок с костями! Чего народ зря пугать? Тебя вон наши, в консульстве, чуть не пристрелили сначала…
Генка отвечает:
— А если настоящие канадцы встретятся? Что тогда?
— А вдруг на полицейских нарвемся?
— У полицейских машины медленные! — кричит Генка. — За мной четыре раза гнались. Два раза — трезвые. Все равно не поймали…
Вечера мы с Генкой никак дождаться не могли. Предстояло нам в Бронкс ехать, жену мою искать, чтобы согласие ее с подписью в консульство принести. Ведь чтобы меня в Россию пустили, надо было мне развод оформить. Игорь Вадимович сказал, что это не совсем по закону, но если я еще согласие Паулины достану, то вообще проблем не будет. А без документов, он сказал, не может.
Посидели мы с Генкой в квартире, которую я у китаянки купил, телевизор посмотрели. Там, конечно, порнуху крутили, опять с китайскими иероглифами. Мы с Генкой не только из-за порнухи смотрели, а еще пытались по иероглифам китайский язык изучать. Генка сказал:
— А то, может, из России в Китай попадем. Там можно быстрее деньги заработать.
— А помнишь, — спрашиваю, — как раньше все в Америку пробивались, чтобы тут себе состояние сколотить?
— Сейчас уже и не верится, — ответил Генка.
Так вот, дождались мы вечера.
Я говорю:
— Зря мы утром у того араба канистру с бензином отобрали.
Генка возмущаться давай.
— Как это зря? Он ведь кричал, что самосожжение совершит. Может, это последний араб в Штатах. Музейный экспонат. Да и вообще, заправиться-то нам надо было?
— А ты понял, почему он такой отчаянный был?
— Конечно, — сказал Генка. — Его вроде как на родину не пускают. Там, в арабских странах, сейчас во как американских террористов боятся!
И поехали мы в Бронкс. Но прежде Генка у меня пистолет отобрал. Сказал, что сам будет всем руководить.
Еще Генка сказал, что по адресу этому, который мне в справочной дали, наверняка баронский дом стоит. Там всю эту улицу канадские бароны заселили. Правда, целых-то домов там мало, так вот, какие остались… Бароны в этих домах не сами живут, а гаремы свои держат. Потому что между канадцами тоже иногда разборки случаются, так вот, жены баронские всегда отдельно жить должны.
— Это если барона будут в собственном доме взрывать, то жены чтоб не пострадали, — так Генка мне объяснил. — Жены всегда от одного канадца к другому переходят, который в разборке уцелел…
— Так что, — спрашиваю, — жена моя, значит, в гареме теперь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76