Имран раздавил окурок в пепельнице. Двумя руками пригладил седые волосы на висках. Кожа у глаз при этом натягивалась, отчего его лицо еще больше приобретало волчьи черты.
— Где барсетку помыли? — небрежно спросил он.
— В бильярдной «Лиана», — подал голос Барышников.
Злобин почувствовал, что нервная тряска, гулявшая по плечу Барышникова, пропала. Сам тоже расслабился, достал сигареты и закурил.
— Ждите. Если хотите, поужинайте. Имран встал из-за стола. Барышников повернулся к Злобину.
— Андрей Ильич, мясо здесь готовят замечательно.
— Ну если ты так уверен, — включился Злобин в игру «я — начальник, ты — дурак».
Имран щелкнул пальцами, подзывая официанта. Сам растворился в полумраке.
На питание, как понял Злобин, Барышников оперативных фондов не жалел. Заказ делал обстоятельно, не особо считаясь с ценами. И ел со вкусом и с расстановкой, долго отдыхая между сменами блюд.
— Если коня не кормить, он пахать не будет, — ответил он на ироничный взгляд Злобина. — Ты ешь, Андрей Ильич, не стесняйся. Лучший способ убить время — хорошо потрескать. И нервы успокаивает, и организму сплошная приятность.
Он отвалился от стола, похлопал себя по животу. Глаза сделались осоловелыми, лицо расслабилось. Но Злобин почувствовал — играет. Барышников сидел лицом к залу, от него зависело, что и как о них думают.
Как только ушел Имран, вокруг их кабинки образовалось невидимое кольцо, в которое время от времени проскальзывал официант.
— Сорок минут, — Злобин бросил взгляд на свои «наградные» часы.
— Дай людям поработать. Мы бы неделю искали. — Барышников налил в бокал вина. — С твоего разрешения, — обронил он. Сделав два глотка, добавил: — И для конспирации. А то сидим, как два голубых на первом свидании. Сам, наверное, боишься развязать?
— Ничуть. — Злобин пригубил вино.
— Странно.
— А я не завязывал, не кодировался и не насиловал себя Миша. Просто перестал. Встретил хорошего человека — и как рукой сняло.
— Серьезный специалист? — спросил Барышников.
— Очень. — Злобин решил не распространяться, что человек этот стал для него Навигатором. Помогающим не сбиться с курса.
— Странно. — Барышников причмокнул, то ли пробуя на вкус слово, то ли смакуя вино. — И вообще странный ты мужик, Ильич. Уж извини за откровенность.
— И в чем это выражается? Не в этом, я надеюсь? — Злобин указал на бокал.
— Ну, это в нашей среде не странность, а уникальность, — натужно хохотнул Барышников. — Но не о том речь. Странный ты тем, что слишком лихо работаешь. Правильно, но лихо. Прешь к цели, будто никого вокруг нет, и тебе наплевать, что уже не одному любимую мозоль отдавил. Москва, Ильич, такое не любит. Здесь паутина интересов. Многослойная и не нами сплетенная. Это я к тому говорю, что этап сбора информации ты, как я понял, уже закончил. Вот-вот начнешь хватать и сажать. Упаси господь делать это без оглядки. Могут не понять. Щелкнут по носу — ерунда. А ну как по голове?
— Еще про семью напомни, — подсказал ему Злобин.
Барышников тяжко вздохнул.
— Про семью ты сам помнить должен. — Он описал вилкой в воздухе круг. — Но и Москва — большая семья. Тут такая сага о Форсайтах — зачитаешься! Все свои и все друг друга жрут. И если тебя прикрывает Иван Иванович, то всегда найдется Семен Семенович, который твоего благодетеля на дух не переносит. А Семеныча мечтает подсидеть Петр Петрович, который в вечных контрах с лучшим другом Иван Ивановича. Понятно излагаю?
— Понятно. Только не ясно, куда клонишь.
— Не спрашиваю, есть ли у тебя крыша, не мое дело. Спроси себя сам, а насколько она надежна.
Злобин промолчал.
Барышников окинул Злобина оценивающим взглядом.
— То-то! Не бычься, Андрей Ильич. Не пугаю и не прощупываю я тебя. На фиг мне это надо. — Он потянул к себе бокал, но пить не стал. — Кое-кого ты мне сильно напоминаешь. Отличный мужик был. Был.
Злобин следил, как медленно, заталкивая в, себя, как лекарство, выпил вино Барышников.
— Первое, Михаил Семенович: не расклеивайся, ты мне еще нужен. Второе: есть такое правило — кто Богу не грешен, царю не ответчик. По нему и живу.
— Как ты сказал? — удивился Барышников.
— Кто Богу не грешен, царю не ответчик, — отчетливо повторил Злобин. — Предки мои по нему жили. И мне хочется.
— Ну ты… Просто самурай какой-то, — покачал головой Барышников.
— Казак, — поправил его Злобин.
— Все равно завидую.
Барышников стрельнул взглядом в конец зала. С лица сразу же сошло добродушное выражение.
— Готовься, Ильич, — обронил он, прикрывая губы салфеткой.

* * *

Их провели на задний дворик кафе к грузовому контейнеру, переоборудованному под склад.
Остролицый потянул на себя тяжелую дверь, жестом пригласил войти.
Злобин оглянулся через плечо. На отвилке, ведущей к избушке, заметил милицейский «уазик».
В контейнере горела яркая лампа под потолком. Резкий свет конусом бил вниз. В круге света стоял молодой парнишка в наручниках. По бокам стояли двое одногодков, руки у них были свободны, но держали они их, как полагается на правеже, скрещенными на груди. Головы у всех были опущены, стрижки короткие, почти под ноль, в беспощадном свете лампы казалось, — над головами парит золотистое свечение.
Имран сидел на табуретке на самой границе света и полумрака. Оглянулся, сверкнув коронками.
— Начнем, суслики залетные, — обратился он к молодым. — Кто надоумил на чужой территории без разрешения работать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85