Сборища не случайно устраивались у Пищикаса. Он жил в самом центре, на улице Донелайтиса, неподалеку от статуи Свободы и памятника неизвестному солдату. Третий помощник снимал укромный уголок у одной благорасположенной вдовы, которая, хоть и была старше квартиранта целым десятком лет, пеклась о нем не только, как мать. Она часто готовила ему завтраки: блинчики, вареные яйца, кофе и какао, реже – обеды, потому что Пищикас, как правило, обедал в тех домах, где числился «другом семьи». Он аккуратно платил ей немалую сумму, и, естественно, вдова охотно исполняла любой каприз квартиранта и заботилась, чтобы то, что не положено, не проникало за стены ее квартиры.
В этом, приютившемся под сенью лип, одноэтажном особняке, стены которого заросли диким виноградом, по вечерам собирались люди разных профессий и склонностей; тут происходили таинственные, порой довольно шумные пирушки, о которых даже злые языки ничего толком не могли рассказать.
На этот раз как-то неожиданно составилась партия в преферанс. Компания подобралась на славу: чиновники инспекции и новоявленный знакомый господин Фиш. Последний был по природе человек стеснительный. Он долго и мучительно искал подхода к чиновникам, чтобы они сочли его достойным знакомства человеком. Ждать он больше не мог, а дать боялся, потому и решился сесть за карточный стол, чтобы таким образом отделаться от денег, предназначенных для взятки.
Несколько часов они перекидывались «дьявольскими образками», писали висты и птички, пока Пищикас, сдвинув на середину стола ворох банкнот, не вскричал:
– К черту птичек! Хватит клевать по зернышку! Время – деньги!.. Давайте в очко!
– Правильно, – дружно гаркнули все.
Уткин, смяв испещренный цифрами листок, швырнул его в угол. В руках Пищикаса хрустнула колода, и под каждую руку легло по карте.
Господин Фиш, впервые попавший в такое общество, благосклонно принял предложение хозяина. Ему не терпелось проиграться, извиниться и уйти. Карты не доставляли коммерсанту никакого удовольствия. Он в душе обрадовался, что игра переменилась. Очко было ему более или менее знакомо, и он надеялся, что хранители государственной казны обчистят его гораздо быстрее, чем в преферанс. Он несколько раз играл на весь банк, и ему везло – он все время перебирал. Наконец он выскреб из кошелька последние бумажки, встал, вежливо раскланялся и хотел уйти.
– Что?… Гость уже покидает нас? – засуетились чиновники.
– Побойтесь бога!..
– Ни за что не пустим!.. – подскочил Пищикас. – По традиции положено отыграться!
– С таким азартом вы спустите все свои дома, – вставил Бумба-Бумбелявичюс.
Веселым картежникам казалось, что господин Фиш хитрит и, если его хорошенько потрясти, каждому перепадет еще немалая толика. Они ему не позволят выйти из игры. Шутка ли – такой партнер! Но коммерсант, проигравший за четверть часа толстую пачку денег, был непреклонен. Он раскрыл пустой бумажник, развел руками и сунул его в задний карман.
– Ежели у вас не один дом, то, может быть, и не один бумажник? – ухмыльнулся Пищикас.
– Чтоб я так жил, больше ничего не имею!
– Ну и прижимистый же вы человек! – поддел его Пищикас.
– ?
– Позвольте провести небольшую ревизию ваших карманов?
– Пожалуйста!.. Извольте!.. – партнер встал, расстегнул пиджак и вывернул карманы.
– А мы умеем играть в долг, – не отставал Пищикас.
– У нас на этот случай найдется чистый вексель, – уговаривал гостя Уткин.
– Коли на то пошло, я могу дать вам взаймы, господин Фиш, – прижав локтем банкноты, соблазнял коммерсанта Бумба-Бумбелявичюс.
– Пас, пас… – нетвердо выговорил господин Фиш новый для него термин.
– Пас, так пас! – упавшим голосом сказал Пищикас. – Насильно мил не будешь. Вы свободны…
– Умоляю, не подумайте ничего дурного! – смягчил нажим Пищикаса Бумба-Бумбелявичюс, постукивая колодой по столу.
Убедившись, что карманы гостя и в самом деле пусты и приготовленный им куш уже лежит на столе, игроки с миром отпустили коммерсанта. Они приняли его извинения и вежливо раскланялись. Пищикас предусмотрительно запер за господином Фишем дверь, подмигнул Бумбелявичюсу и начал тасовать карты. Предстояло самое трудное – дележ добычи. Несмотря на всеобщее удовлетворение удачной охотой, каждый в отдельности был сильно озабочен и прикидывал, кому сколько перепадет из щедрого дара г. Фиша.
Сквозь густое облако дыма хрустальная лампа бросала на стол свет, обрисовывая головы Пищикаса, Уткина, Бумбелявичюса и Пискорскиса, Их лица были до предела напряжены, они выглядели усталыми. Редкие реплики, которыми они перебрасывались, были либо ничего не значащи, либо откровенно грубы, вызывающе злы и оскорбительны.
Пищикас, кусая папиросу, роздал карты по третьему кругу:
– Господа! В банке четыреста! Чем ответит господин Уткин?
– Половиной жалованья, господин Уткин, – оперся на плечо полковника Пискорскис.
– Чем мы ответим, господин Пищикас? – воззрился на бубновую семерку Уткин. – А если мы ответим… если мы скажем, что в банке чуть больше, господин Пищикас?…
– У него только в коммерческом банке больше тридцати тысяч… – заглянул в его карту Бумба-Бумбелявичюс.
– Опять подцепил какую-то рыбку?
– А как же, а как же!.. Ума не приложу, что мне теперь делать… Беру, господин Пищикас, беру…
– А рыбка-то с бородкой, солидная рыбка… – изучая карты Уткина, говорил Бумба-Бумбелявичюс.
– С задним карманом в брюках рыбка-то, ха-ха-ха!.. – рассмеялся Пищикас.
– С карманом… вот мы и прикар… Ума не приложу, что делать. Говоришь, в банке четыреста?
Лицо Уткина исказилось, а глаза перебегали с карт на разбросанные по столу банкноты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58