Темноволосая Илона - дочь Андора Иллеша ходила в девятый класс. Каталин мечтала, чтобы жизнь ее дочурок сложилась не так, как у нее самой. Конечно, она не раздетая, не босая, не бедствует - кое-что получила в наследство от родителей, кое-что припрятала во время войны. Андор тоже умел делать деньги. Но сколько боли, сколько страха натерпелась она за свою жизнь!
А сегодня и не услышала, как внезапная смерть подкралась к ее одинокому дому на краю улицы...
Тугой ремень все крепче стягивал ей горло, последними ослепительными огнями вспыхивали в мозгу отрывочные проблески сознания. И вот уж Каталин сползла на пол и словно растворилась в ночной темноте так же, как расплылись и померкли в ее мозгу эти последние лучи света...
Она уже не узнала, что Илона и Ева были убиты в постелях - тем самым ножом, который она взяла на кухне, чтобы нарезать хлеб.
Когда старинные часы, отобранные когда-то Карлом у богатого еврея Бергера, пробили час ночи, дверь во двор тихо приоткрылась.
В доме Каталин Иллеш, в полной темноте, еще долго звучал отголосок этого гулкого удара часов. Потом наступила мертвая тишина.
5
Сразу бросался в глаза барьер, разделяющий помещение на две половины. За ним стоял стол с телефонами. Сержант с красной повязкой на рукаве помощник дежурного - разговаривал за барьером с дружинником, словно не замечая, как нервничает сидящий на скамье бородатый парень, как то и дело одергивает он пиджак и поправляет указательным пальцем роговые очки, как растерянно поглядывает на своих друзей, пришедших его выручать, - двух парией и маленькую, хрупкую девушку в брючном костюме.
Молодой милиционер, приведший Таню и Виталия, подошел к столу и положил на него два паспорта.
"Хорошо, что хоть паспорт оказался с собой", - подумала Таня. Она подошла к самому барьеру и, в упор глядя на сержанта, стала ждать, пока он освободится.
- Ну, что у тебя, Анатолий? - спустя несколько минут спросил сержант милиционера.
- Гостиница.
- А-а... Подожди, я вот с этим волосатым сперва разберусь. - Он мельком глянул на Таню, - по-видимому, ему не понравилось, как нетерпеливо она смотрит. - Ну что, допрыгалась, подружка?
- Я вам не подружка, - резко ответила Таня.
- Ишь какая бойкая! Ну, посиди, посиди там, в коридорчике. А эти, крикнул сержант на Виталия и старика, - с нею? Пускай тоже посидят. Я сейчас закончу.
Коридор был узкий и короткий и вел в тупик - в конце его виднелась деревянная перегородка. И все-таки помещались в нем три распахнутых двери и ряд из шести стоявших рядом столов. Барьер через открытую дверь не был виден - его заслонили спины двух парней, таких же длинноволосых, как их задержанный приятель.
- Так что будем делать, а? - послышался голос сержанта. - Наказать тебя как следует? Сообщить в институт? Оштрафовать?
- Не надо, - жалобно пробормотал бородач.
- Не надо? А что надо? Пятнадцать суток? Могу по знакомству и об этом похлопотать. А?
- Я прошу прощения у товарища дружинника. Я не хотел его задевать. Просто он под горячую руку попался.
- Под горячую руку?! А ты его оттолкнул. Что же ты молчишь? Было или не было?
- Было, - хмуро признался бородач. - Отпустите меня, товарищ сержант, честное слово, больше не буду! Честное слово! Ну, простите меня, пожалуйста, прощения прошу. Ну, пожалуйста!
И вдруг Таня услышала всхлипывания - бородач заплакал!
"Боже мой, как противно! - с отвращением подумала она, на миг позабыв о своих неприятностях. - Разве можно так унижаться!"
Двое друзей и девушка начали просить сержанта и дружинника, чтобы они простили бородача, никуда не сообщали, поверили его честному слову.
- Знаете, товарищ сержант, это на него что-то нашло. Вообще-то он хороший, тихий парень. Никогда не ругается - просто у него сегодня в институте случилось кое-что. А теперь еще и это. Он по глупости, по молодости.
- Ничего себе по молодости! Совершенно взрослый, за поступки свои должен отвечать.
- Товарищ сержант! Он на самом деле хороший человек. Семья интеллигентная. Первый раз с ним такое. И - последний! Отпустите его. Мы за него ручаемся. Так нехорошо получилось.
- Хорошие у тебя друзья, Клумак. Ничего не скажешь. Даже девушка тебя, грубияна, защищает. А постричься все-таки надо. Нечего людей стращать - до самых глаз зарос.
- Так он ведь поэт! - с благоговением сказала девушка.
- Поэт? - удивился сержант. - Как же он пишет, если так разговаривает на улице? Что он может сказать людям? Что у него за душой?
- Зачем вы так говорите, вы же не читали его стихов! - обиженно ответила девушка. - Правда, он еще молодой, но будет, будет печататься. Вот увидите.
- Гм, - вздохнул сержант. - А постричься все-таки придется.
- Я постригусь, - захныкал бородач. - И побреюсь.
- Хорошо. Приведите себя в порядок и завтра зайдете ко мне в человеческом виде. Тогда и поговорим. Идите.
- Спасибо! Большое вам спасибо! Я обязательно постригусь! Спасибо большое!
Таня видела, как бородач вместе с друзьями едва ли не бегом направился к выходу. Он все еще сутулился, не успев расправить плечи, но глаза его уже усмехались, как будто бы это вовсе не он минуту назад так постыдно ныл и канючил.
- И не ругайся больше никогда, - бросил ему вдогонку сержант. - Еще раз попадешься - пощады не жди!
- Все понятно. До свиданья!
Дружинник вышел следом за ними.
- Ну, Анатолий, давай сюда свою гостиницу. Слышал, вчера Юрку во время задержания чуть не зарезали хулиганы? Ох и дадут им теперь - на полную катушку!
Когда Таня, Виталий и старик снова очутились в комнате дежурного, у барьера, сержант встал, закурил и устало потер лоб.
- И что же в гостинице случилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88