Он снова отключился от происходящего. Девушка исчезла, Ахата бубнил свои молитвы и что-то чертил на песчаном круге, а Гончар сидел, покачиваясь под ритм шайенской песни, и вспоминал, с кем и когда он последний раз ходил в баню. Уже и не вспомнить…
Шаман легонько тряхнул его за плечо:
— Пора. Сейчас ты отправишься по Пути Бизона. Жена будет сопровождать тебя. Запомни все, что увидишь в пути. Тебе это пригодится.
Он вышел. Сразу же в палатку, стоя на коленях, пробрался Майвис. Он держал на деревянной подставке три обугленных булыжника, от которых несло жаром. Бережно сбросив камни в яму посреди песчаного круга, он подмигнул Степану и выбрался наружу. Следом за ним в палатку заглянули еще несколько шайенов, и над песком выросла горка раскаленных камней. Когда в палатке стало по-настоящему жарко, полог снова откинулся, и внутрь вошла, опустившись на колени, девушка с распущенными волосами. Ее хрупкое тело было покрыто алой краской с коричневыми узорами, а бедра обернуты черной тканью. Низко опустив голову, она прикрывалась скрещенными руками. Перед ней стоял широкий кувшин с водой.
— Эй, жена, а кто будет поливать камни? — шепнул Гончар.
Она вскинула голову и вытянула руку, зажимая ему рот.
— Ни слова!
Степан помнил, что должен молчать. Да он и без напоминаний не мог бы говорить, потому что просто онемел. Но одно-единственное слово все-таки вырвалось из его груди само собой:
— Милли!

14. РАЗБОЙНИЦА

Степан Гончар слышал множество рассказов о том, каким изощренным пыткам подвергают индейцы своих пленников. Но на долю Мелиссы выпала, наверно, самая невыносимая — пытка молчанием. Немудрено, что она ее не выдержала.
Как только палатка наполнилась густым паром, девушка придвинулась вплотную к Степану и шепнула ему в ухо:
— Если ты заговоришь, у нас ничего не получится. Молчи, пожалуйста.
— Нас не услышат, — тихо ответил он. — Они поют, бьют в барабаны. Не бойся, это все сказки.
— Все равно молчи. Пусть это сказка. Но я хочу, чтобы у нее был счастливый конец.
И он молчал, слушая ее прерывистый шепот…
Майвис успел опередить Штерна и законников. В Денвере еще никто не знал о "гибели" Стивена Питерса, когда Мелисса, выглянув утром в сад, увидела, что на качелях что-то лежит. То была мужская рубашка. Черная, выгоревшая на плечах, бурая на спине от запекшейся крови.
Держа рубашку в руках, Мелисса увидела, что из глубины сада на нее смотрит индеец. Он был одет по-городскому, и поверх его гладко зачесанных назад волос была надета синяя шляпа кавалериста. Он учтиво поклонился ей и спросил:
"Вам знакома эта вещь, мисс Фарбер?" "Может быть. Кто вы? И что вы делаете здесь?" "Эта вещь принадлежит моему брату. Белые называют его Стивеном Питерсом".
Милли почувствовала, как земля уходит уже из-под ног. Она опустилась на сиденье качелей, прижимая рубашку к лицу. Но взяла себя в руки. Ей было стыдно показывать свою слабость перед индейцем.
"Так вы его брат?"
"Любой шайен назовет его своим братом".
"Здесь кровь".
"Да. Это его кровь. Ему стреляли в спину. Они хотели его убить. Они думают, что убили его. Но он жив".
За оградой сада застучали копыта, промелькнул силуэт подъехавшей кареты.
"Возвращайтесь в дом, мисс. К вам гости. Не верьте ничему, что они расскажут. Вы найдете меня возле аптеки".
Индеец поклонился и отступил за деревья. Мелисса бережно свернула рубашку и, вернувшись к себе, спрятала ее среди платьев.
Она старалась хранить спокойствие. Стивен жив, и это главное. Все остальное неважно. Он жив. Он жив… Милли упала на постель и зарылась лицом в подушку. Еще немного, и она выбежала бы из дому. Как она может оставаться на месте, когда любимый человек в опасности!
Росита пригласила ее к чаю. Лицо негритянки было хмурым.
"У нас гости?" — спросила Мелисса, стараясь не выдать волнения.
"Ох, девочка моя, век бы не видать таких гостей", — в сердцах ответила служанка.
За столом напротив отца сидел Фредерик Штерн. Увидев его, Милли остановилась на пороге.
"Папа! Как это понимать? Что делает в нашем доме этот господин? По-моему, ему место в тюрьме".
Штерн встал.
"В тюрьме ко мне относились гораздо приветливее. Я уже начинаю жалеть, что покинул ее стены".
"Надеюсь, ненадолго".
"Дочка, дочка, — укоризненно заговорил отец. — Не впадай в грех осуждения. Оступиться может каждый из нас, и каждый должен найти в себе силы для прощения".
"Не понимаю, о чем ты говоришь. Я никого не осуждаю, никого не прощаю. Я просто собиралась выпить чашку чая. Но не умру, если не выпью. Мне надо заниматься переводами. А ты, пожалуйста, можешь и дальше любезничать с этим предателем".
Милли выскочила из столовой, хлопнув дверью, и закрылась в библиотеке. Ей надо было сегодня закончить перевод статьи из французского научного журнала. Примерно через час к ней вошел отец. На нем был дорожный плащ, и Милли вспомнила, что сегодня отец уезжает в Маршал-Сити.
"Ты не одета? — удивился он. — Разве ты не едешь со мной? " "Нет, папа, я передумала. Хочу скорее закончить эту статью и взяться за новую".
"Ну что ж… Как продвигается работа?" "Вечером перепишу набело. Этот мерзавец ушел?" "Ты не должна так говорить о Фредерике. Один неверный шаг не может перечеркнуть те годы, которые он провел с нами".
"Зачем он приходил? И почему, черт возьми, его освободили? " "Его не освободили. Он выпущен под залог. Фредерик оказал помощь правосудию. Рискуя жизнью, помог изобличить и задержать опасного преступника. Поэтому он и заслужил определенное снисхождение суда. Чего, к сожалению, нельзя сказать о другом нашем знакомом".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100