Глаза открылись сами собой. Перед ним суетилась старушка в белом медицинском халате. Её быстрые движения не давали понять, что она делает, но запахи говорили о том, что его дискомфорт скоро пройдёт. Это были запахи пищи.
Не в силах уследить за движениями санитарки, он вновь смежил веки и тут же почувствовал прикосновение к губам. Нижняя челюсть поползла вниз, и в его рот влился тёплый бульон. Проглотив первую ложку, он вдруг понял, что это недостойно. Почему его, здорового мужика, кормят с ложечки?
Он попытался возразить, но смог издать лишь нечленораздельный звук и нелепо махнуть руками, которые пронеслись перед его носом как два цветных пятна.
– Тихо, тихо, милый... Я понимаю, сам хочешь... Но чего уж... Я тебя покормлю... Открывай ротик...
И он, уже забыв о странности своего положения, послушно выполнил приказ.
После обеда он опять погрузился в своё странное состояние, но оно уже ощутимо ослабло. Не было уже того пронзительного блаженства от простого существования, да и на мыслях можно было худо-бедно сосредоточиться.
“Если это клиника, – Думал он, – А за это говорит всё, начиная санитаркой и кончая качеством местной кормёжки, значит, я болен. Но чем? Я же превосходно себя чувствую. Руки-ноги на месте, ничего не болит...”
В подтверждение своих размышлений, он поднёс к глазам сперва одну, потом другую ладонь. Они были, но зрение могло лишь вычленить их розовые пятна на грязно-зелёном фоне, в который сливалось всё окружающее.
Ноги тоже существовали. Он согнул их в коленях и обнаружил увеличение белого пятна перед собой.
“А, может, у меня что-то со зрением? – Пришла догадка. Но он тут же отмёл её. – Офтальмологических не держат на постельном режиме...”
– 2 -
На этот раз дверь распахнулась с грохотом. Задремав, он не чувствовал хода времени, но, очевидно, после обеда прошло не так уж много времени, желудок давал о себе знать приятной полнотой.
Эти визитёры, он по шагам, определил, что их двое, обладали мужскими голосами и не были столь тактичны, как санитарка. Они быстро стянули с него одеяло, задрали рукав пижамы.
– Он чего, спит? – Спросил грубый голос.
– Дрыхнет... – Презрительно отозвался второй.
Послышалось непонятное позвякивание. Приоткрыв глаза, он увидел, две фигуры, склонившиеся над чем-то металлическим. На мгновение зрение прояснилось и он увидел лоток, на котором лежал шприц, кусок силиконового шланга и подушечка из оранжевой клеёнки.
“Набор для внутривенных инъекций...” – Подумал он. И не ошибся.
Тут же один из мужиков, прямо поверх закатанного рукава пижамы, перетянул ему руку. Мазнул чем-то мокрым и холодным по локтевому сгибу, и в воздухе отчётливо запахло спиртом.
– Такую ценную жидкость на этого ублюдка тратим... – Недовольно проворчал один из мужиков.
– Не жмотись. Капля всего-то уходит... – Огрызнулся второй.
Через мгновение он почувствовал укол.
– Ну, Пономарь, получай дозняк!..
На него накатило странное чувство расслабленности, мозг погрузился в дремотную истому. Окружающее как бы перестало для него существовать. И лишь где-то далеко, переливаясь многократным эхом, звучало бессмысленное слово:
– Монопарь... Номопарь... Мопонарь... Пономарь...
От него веяло чем-то родным, знакомым, но сосредоточится, чтобы выяснить, вспомнить, что оно означает, ему было чертовски лень.
– 3 -
Ужина он не помнил. Возможно, его не было вовсе. Или был, но прошёл мимо его сознания. Да о каком сознании могла идти речь? Всё окружающее было подёрнуто плотной наркотической завесой, а его мозг отказывался повиноваться.
Разбудил его очередной укол. Грубые манипуляции с его телом вывели его из себя, но гнев не успел оформиться в мысль, проскользнув невнятным ощущением.
Однако действие укола на этот раз уже не было таким сильным. Это вызвало досаду, такую же мимолётную, как и давешнее недовольство.
Эйфория опять плавно перешла в сон.
Открыв глаза, он понял, что сейчас ночь.
Из окна, расположенного где-то в изголовье, лился слабый, мертвенно-бледный свет далёких фонарей. Послышался паровозный гудок и он понял, что окончательно проснулся.
Видение окружающего мира уже не было таким мутным. Ему удалось разглядеть плафон на потолке, скрывающий люминесцентные лампы, а с трудом повернув голову, мышцы плохо повиновались сознательным командам, и тумбочку рядом с кроватью. На её пластиковой поверхности ничего не было. Лишь пятно от пролитой и высохшей жидкости, напоминающее спящую собаку с длинным хвостом, по иному отражало заоконный свет, нежели остальная поверхность.
Пустые крашеные стены. Дверь из листа толстого матового стекла. Типичная обстановка больницы.
Теперь он чётко вспомнил и санитарку, кормившую его обедом. Вспомнил по ощущениям, не по образам. Всплыли грубые санитары, делавшие инъекцию.
Что-то они сказали важное...
Голодарь?..
Нет, какое-то другое слово.
Ему казалось, что если он вспомнит этот набор звуков, то произойдёт что-то очень важное. Жизненно необходимое. Он поймёт, почему он находится здесь, чем он болеет...
И вообще, что это за клиника?
Может, психиатрическая?
Это объясняло бы и его состояние, и странные , приводящие в бесчувствие и беспамятство уколы. Но откуда-то он знал, что в психбольницах обстановка другая. Например, нет тумбочек для личных вещей...
Что же с ним произошло?
Да и кто он, в конце концов?
Задав себе этот вопрос он, с ужасом, прогнавшим прочь остатки эйфорического состояния, понял, что не помнит этого. Он ещё раз огляделся, словно пытаясь в стенах, в окружающей обстановке найти намёк на своё имя, профессию. Но тщетно. Голые стены молчали. Да и что они могли сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110