– Информация, говорите, в ней неполная? – протянул он, казня презрительным взглядом совсем присмиревшего гимназиста. – А почему вы считаете фактом, что информация в ней неполная?
– А вы судите сами, – без тени улыбки отвечал Антошин и ткнул пальцем в обширную заметку на третьей полосе «Ведомостей». – Вот сообщают, например, что вчера прибыли в Москву тайный советник Шмит, действительные статские советники Зилов, Лестушевский, Пупешников – самые что ни на есть замшелые чинуши, бюрократы, канцелярские крысы, какой-то камердинер высочайшего двора Никифоров…
– Не камердинер, а камергер, – поправил Антошина гимназист, который следил за его указательным пальцем, водившим по строкам заметки.
– Одна дрянь! – сказал Антошин. – И камердинер холуй, и камергер – холуй.
– Э-э-э, братец! – покосился на него гимназист. – С такими словечками надо, братец, поосторожней!.. За такие словечки, братец, раз-раз и быстренько туда, куда Макар телят не гонял!
– Какой русский не любит быстрой езды! – беззаботно усмехнулся Антошин.
Теперь студент смотрел на Антошина со смешанным чувством восхищения и недоумения.
Было легко догадаться по выражению его лица, что он никак не мог понять, кто этот одетый мужичком загадочный парень, который цитирует, да еще так рискованно, «Мертвые души».
– Ты, Дима, не перебивай! – остановил он гимназиста и снова обратился к Антошину: – Значит, говорите, камердинер высочайшего двора Никифоров? – Вот именно, – невозмутимо подтвердил Антошин. – И откуда они прибыли, сказано, и где остановились. А вот что в тот же самый день, тридцать первого декабря, прибыл и остановился на Большой Бронной улице, в доме Филимоновой, на квартире у своей тетки Ефросиньи Авксентьевны, такой удивительный человек, как Георгий Васильевич Антошин, об этом, представьте, ни слова.
– Действительно, получилось не совсем прилично, – в тон ему подхватил студент. – Но, может, Георгий Васильевич поздно прибыл? Тогда сообщат в следующем нумере.
– Да, вот этого я, пожалуй, не учел, – сурово согласился Антошин, Георгий Васильевич прибыл вчера в двенадцатом часу ночи.
– Ну, вот видите! – сказал студент, откровенно потешаясь над гимназистом, который поначалу слушал их разинув рот. – Значит, читайте в следующем нумере. Надеюсь, это вы и есть господин Антошин?
Антошин не привык еще к тому, что обращение «господин» в Москве, в которую он попал, лишено и тени презрительности. Но в данном случае в слове «господин» нельзя было усмотреть ничего обидного. Просто принято так говорить, и все!
– Не буду скрывать, – чуть улыбнулся он, – я и есть этот самый Антошин.
– Синельников. Тезка ваш. Тоже Георгий. Только Викторович. – Студент привстал и пожал Антошину руку.
– Воронич Дмитрий… Кирилловлч, – в свою очередь представился гимназист и снова залился краской, – Ученик седьмого класса… Мы с вами, оказывается, почти соседи… Мы проживаем на Малой Бронной, в домах Гирша… Я так и думал, что…
Но ни Антошину ни Синельникову нисколько не было интересно, что думал гимназист седьмого класса Воронич Дмитрий, к Синельников снова без церемоний перебил его.
– Впервые в Москве? – спросил он Антошина…
– Да как вам сказать, – замялся Антошин не подго-товленный к этому вопросу. – Вроде и был я здесь раньше, а вроде и не был. Во всяком случае, теперешнюю Москву я, считайте, не знаю вовсе. – Та-а-ак, – протянул студент. Та-а-ак!.. А видели вы уже наши Новые Верхние торговые ряды, на Красной площади? Я бы даже сказал, не новые, а новехонькие. – Только месяц, как их построили. Прекраснейшее, доложу я вам, здание. Такое и в Париже не стыдно было бы поставить. Длина по фасаду сто шестнадцать сажен!.. Стеклянная крыша на головокружительной высоте!.. Фонтан, представьте себе, как в сказочном дворце… И магазины, магазины, магазины! На обоих этажах сплошь магазины… И роскошь электрических ламп!.. Вы уже видели электрическое освещение? Если вы не видели, то…
– Гога! – перебил его гимназист. – Смотри, кто идет.
Со стороны Никитских ворот неторопливо, вразвалочку приближался студент лет тридцати с лишним, небритый, в потрепанной шинели и видавшей виды фуражке блином.
– Это мой друг! – обрадованно объяснил Воронич Антошину. – Вяльцев. Вечный студент… Хотите, я вас познакомлю? Он любит интеллигентных крестьян.
И они с Синельниковым замахали Вяльцеву, приглашая разделить с ними компанию на скамейке. «Вечный студент» отрицательно мотнул головой, развел руками. Дескать, рад бы, да не могу. Дела.
По-прежнему не торопясь, он вскоре поравнялся с памятником и остановился, потому что Синельников, а вслед за ним и гимназист кинулись поздравлять его с Новым годом. Потом Воронич стал что-то восторженно шептать ему, кивая на Антошина. Антошин из скромности снова уткнулся в газету, но краешком глаза заметил, как «вечный студент», очевидно не разделив восторгов своего молодого коллеги, помрачнел, насупился и стал вполголоса, но очень резко в чем-то выговаривать обоим своим знакомым. До Антошина долетело слово «провокатор», потом «Полицейские ведомости», потом что-то насчет «типичного идиотства и ребяческой доверчивости». Потом Вяльцев нарочито закашлялся, обращая тем самым внимание молодых людей на то, что Антошин прислушивается к их разговору. Они опасливо и, возможно это только показалось Антошину, с отвращением на него оглянулись. Потом Синельников из-за памятника крикнул: «До свидания! Мы очень торопимся!» И чтобы сбить с толку Антошина, если тот вздумает за ними увязаться, «вечный студент» повернул налево, к Триумфальным воротам, Синельников – назад, к Никитским, а гимназист Воронич Дмитрий махнул напрямик – к Петровским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104