– Я не хочу его видеть. Пусть зайдут только мои родители.
– Хорошо. - Медсестра укрепила на кровати специальный столик и протянула Кэсси зеркальце, щетку для волос и косметичку.
– Напрасная трата времени, - пробурчала Кэсси, но все же посмотрела в зеркало и привела в порядок волосы. Они немного растрепались и окружали ее лицо чувственным ореолом, что намного улучшило ее настроение. Черт! Когда нос облеплен пластырем, любая мелочь становится важной.
– Почему бы вам не подкрасить губы? - осмелилась предложить медсестра.
– Глупо разукрашивать красным сине-черную физиономию. Получится точь-в-точь палитра живописца!
– Очень красивая палитра, между прочим!
Кэсси опять посмотрела в зеркало. Да, узнать ее все-таки можно. Насчет красоты, конечно, вопрос спорный, но ее лицо вполне узнаваемо! Перед родителями ей, во всяком случае, нечего беспокоиться о своей внешности. Кого же она тогда обманывает? Если честно, то ее тревожит, что в палату может ворваться не кто иной, как Майлз!
– Вас ожидает гора открыток, - сообщила сестра. - И еще куча телефонограмм.
– Только не сегодня, прошу вас. Лучше завтра.
– Торопиться некуда. Можно и послезавтра! - С этими словами медсестра поспешила прочь, а Кэсси в ожидании родителей постаралась изобразить улыбку.
– Что ты собираешься делать с Майлзом? - как всегда, напрямик спросил отец. - Твоя мать убеждена, что ты любишь его, но не хочешь в этом признаться. Что же до меня, то я на сто процентов уверен: бедняга с ума по тебе сходит.
Кэсси задумалась. Из гордости она не сказала родителям, как жестоко он с ней поступил, однако, принимая во внимание события последних дней, она обязана объяснить, что произошло между нею и Майлзом. Теперь, когда она чуть было не погибла, гордость может отойти на второй план.
– Он очень плохо поступил со мной, - прошептала она. - Не в том, что касается "Барлоу", нет, я имею в виду наши личные отношения. Майлз знал, что нравится мне, но я влюблена в него, и притворился, будто чувствует ко мне то же самое. И в конце концов… - Она умолкла, облизнула внезапно пересохшие губы и безжизненным голосом докончила: - Он очень умело обольстил меня.
Воцарилась тишина. Лишь через минутудругую Лютер Эллиот, глубоко вздохнув, нарушил молчание и склонился к своей горячо любимой Кэсси.
– Майлз далеко не первый, кто притворяется влюбленным, чтобы заполучить женщину в постель. Во все времена мужчины использовали этот трюк.
– Это вовсе не оправдывает его!
– Согласен. Это мерзко. Любой, кто ведет себя так, просто негодяй!
– В таком случае здесь больше не о чем говорить, - срывающимся голосом выдавила Кэсси.
– Но к Майлзу это не имеет никакого отношения, - твердо сказал отец.
Кэсси смотрела на него, не веря своим ушам.
– Ты его защищаешь?
– Выслушай меня. И постарайся понять рассудком, а не сердцем. Что бы он ни говорил тебе тогда, он вовсе не лгал. Единственная ложь заключается в том, что Майлз изо всех сил старался внушить тебе, что не любит тебя. Да-да, это правда. Достаточно вспомнить, как он вел себя все это время здесь. Парень просто с ума сходил. И, наверное, у него были основания притворяться равнодушным. Мне кажется, причину ты знаешь лучше, чем я.
Во всем, что сказал отец, была несомненная правда. Насколько же она была вне себя, что не желала увидеть это сама. И тем не менее…
– Почему же тогда Майлз только во Франкфурте сказал мне о своих подлинных чувствах? Если то, что ты говоришь, правда, почему он заставил нас обоих страдать все эти долгие месяцы?
– Не у тебя одной есть гордость и самолюбие, милая моя. Я думаю, он ждал, когда его издательство достигнет настоящего успеха, чтоб быть с тобой на равных.
– Но я ведь предлагала ему стать равноправным партнером и выкупить мой пакет акций!
– Майлз не хотел от тебя никаких авансов. Он хотел полной независимости. Тем более что ты могла подумать, будто его в первую очередь интересует компания "Барлоу", а уж потом ты сама.
Беспомощные слезы хлынули у Кэсси из глаз, потекли по лицу. Мать бросилась к ней, прижала ее к себе.
– Не плачь, моя хорошая. Все образуется.
– И чем раньше, тем лучше, - добавил Лютер Эллиот, отодвигая стул. - Пожалуй, пора дать нашей недогадливой дочери возможность утереть слезы, припудрить заклеенный носик и вытащить Майлза из пучины безутешного горя!
Твердо решив встретить Майлза не в постели, а на ногах, Кэсси с помощью сиделки надела пеньюар - очень симпатичный, с глубоким вырезом, позволяющим полюбоваться ее восхитительной кожей, - и устроилась в кресле с высокой спинкой, из тех, что так популярны в Испании.
Она едва успела расправить складки своего соблазнительного наряда, как в палату вошел Майлз. От недавнего измученного человека не осталось и следа, сейчас перед ней был прежний Майлз, которого она так хорошо знала, - походка пружинистая, на лице выражение решительной целеустремленности.
– Я уж думал, мне никогда не доведется сказать тебе, как я рад, что ты снова на ногах, Кэсси!
Тон у него был шутливый, но глаза, в которых еще гнездилась тревога, выдавали его подлинное настроение. Кэсси, однако, постаралась не заметить этого и ответила ему в той же шутливой манере:
– В таком виде я наверняка в полной безопасности!
– И в этом твоя большая ошибка. - Майлз уже не шутил, он говорил серьезно и решительно. - Я люблю тебя не только за внешность. Мне безумно нравишься ты вся. Твое прекрасное тело и прелестное лицо, твой острый ум и еще более острый язык, твоя уверенная повадка и неумение готовить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62