В письме я написала ему, когда и откуда мы отплываем, поэтому я была уверена, что он придет.
Глава двадцатая
В последний день мы купили наклейки и моток веревки. Послали посылку Тому Хиггинсу в приют для душевнобольных, приехать навестить его мы не решились, а дома Джоанна устроила нам праздничный обед, приготовив цыплят.
После обеда мы запаковали последние вещи, и Джоанна стала просить нас подарить ей что-нибудь из одежды и остатки духов во флакончиках. Бэйба немедленно налила до половины три таких флакончика водой только для того, чтобы наша хозяйка чувствовала себя удовлетворенной.
Закончив последние сборы, мы отправились прощаться с соседями, и Бэйба поехала вместе со мной к Бернсам, чтобы сказать им наше последнее «прощай». Мистер Бёрнс дал мне фунт и сказал, что Господь отвел от меня беду и спас от этого ужасного человека. Никто на свете, кроме Бэйбы, не представлял, что все, чего я хотела, это вернуться назад к Юджину.
– Не вешай нос, подруга, приедем в Лондон и напишем ему, он примчится и закатит нам настоящий банкет, – сказала она по пути домой.
Я думала а что если он и в самом деле приедет? А если нет? Два или три раза я порывалась попросить Бэйбу позвонить ему, но потом подумала и решила не делать этого, потому что так можно было только все испортить.
Дома в саду у Джоанны распустились пионы. Она полила их, и капельки воды виднелись на лепестках. Он так и не появился. Бэйба назначила встречу Туше и Тоду Миду в кафе.
В шесть за нами пришло такси, и Густав помог шоферу с чемоданами. Когда все уселись, я выскочила и подсунула записку под дверной молоточек, в ней я на всякий случай сообщила ему, чтобы он искал нас в кафе на причале. Мне не хотелось, чтобы Джоанна знала про эту записку, потому что она наверняка сказала бы, что это может привлечь воров.
В заведении на причале было темно, оно было стилизовано внутри под корабль, и даже на каминной полке стояли модели кораблей в бутылках, а на стене висел портрет Роберта Эмметта. Я чертила окружности носком туфли на покрытом опилками полу и думала, как долго еще выдержу не звонить ему.
– Эй, Кэтлин, не вешай носа, любимая, – сказал Туша, протягивая мне ром с лимонадом. Я терпеть не могла этот напиток.
– Если охмурите какого-нибудь издателя, дайте мне знать, – попросил Тод Мид, у которого была неотвязная мысль написать книгу и стать известным.
– Как Салли? – спросила я. Хотя мы с ней и не были знакомы, мне было жаль ее с тех пор, как Бэйба тогда забеременела.
– Она в отличной форме, сажает цветочки и все такое, – ответил он. И хотя мне хотелось знать совсем другое, я больше ни о чем не спрашивала. Его легкая возбудимость удерживала любого от лишних вопросов.
– Интересно, как это им удается запихать эти кораблики в бутылки? – сказал Тод, кивая в направлении белого кораблика в длинной бутылке. Он всегда так вот переводил тему разговора на что-то незначительное. Его я тоже запомню таким вот, с грустинкой в голубых глазах, одетого в бежевое пальто Кромби с поясом, завязанным узлом на животе в том месте, где обычно бывает пряжка, рассуждающего с видом знатока о винах, американских писателях и кораблях в бутылках.
Двое студентов из колледжа Тринити пришли проводить Бэйбу, и она постаралась выпросить у одного из них фирменное кашне колледжа, чтобы хвастаться им в Лондоне.
Я сидела и смотрела на нее, слушала Тода, и вдруг меня охватил порыв отчаяния.
– Я пойду и позвоню ему, – сказала я Бэйбе.
– Давай, давай, никто тебе не запрещает, – сказала она, накручивая кашне себе на голову.
* * *
Телефон находился в холле. Я опустила шиллинг и несколько пенсов, а потом пришлось еще какое-то время ждать, прежде чем телефонистка соединила меня с его номером.
К телефону подошла Анна.
– Нет, его нет, – кричала она в трубку.
Она, наверное, первый или второй раз в своей жизни говорила по телефону.
Она замолчала, и у меня создалось впечатление, что она повернулась, чтобы что-то сказать кому-то.
– Анна, я еду в Англию и просто хочу с ним попрощаться. Попроси его приехать и проститься со мной.
– Да нет его здесь, он в поле, – сказала она, – клянусь Богом.
Она услышала, как я всхлипываю, и добавила:
– Если он скоро вернется, я скажу ему, чтобы немедленно ехал к тебе. Ты где находишься и сколько еще пробудешь там?
Мне пришлось крикнуть людям в баре, чтобы спросить его название, и несколько голосов сразу ответили мне.
– Бог ты мой, как хорошо-то, что ты в Англию едешь, – сказала Анна, – у меня беда, залетела я, не можешь прислать мне каких-нибудь таблеток?
– Постараюсь, – ответила я, – скажи мне, он там?
– Да нет его, Бог ты мой, только я с ребенком. Пришли мне таблеток, пожалуйста!
– А ты мне его пришли, пока я еще здесь!
– Сразу как придет, скажу ему!
– Анна, я писала ему, – сказала я.
– Я знаю, у него целая пачка писем на столе, он даже не вскрывал их.
Это было одним из его качеств, которое приводило меня в самое большое восхищение, какая-то сила позволяла ему откладывать чтение письма, от которого он ждал особой радости или, наоборот, неприятности на дни и даже недели.
Я спросила Анну, не появлялась ли эта американка Мэри..
– Да никого не было, кроме человека, который травит грызунов. Тут с тех пор, как ты уехала, монастырь. Он уезжал на пару ночей и вернулся насупленный как монах. Пришлешь таблеток? – спросила она умоляющим тоном.
Время кончилось, и я попрощалась и пошла обратно, чувствуя себя еще хуже, чем раньше. Мне виделись его карие глаза, такими же, какими они были в наш последний день в гостинице. Полные грусти от того, что я оказалась совсем не такой, какой он себе меня представлял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67