У нее уже было столько взысканий, что каких-то еще десять она проглотит, не поперхнувшись. Среди членов команды взыскания являлись источником особой бравады, куража и какого-то бесшабашного веселья. Однажды, на какой-то более-менее цивилизованной планете, после долгого и нервного путешествия капитан вышел из себя и запретил Фаррендаль, Трану и еще нескольким членам экипажа покидать корабль, мотивировав это слишком большим количеством взысканий. Фаррендаль тогда ничего не ответила, она просто наплевала на запрет, собралась и ушла. То же самое сделали и другие.
Конечно же, капитан мог неповиновавшихся посадить под арест, приставить охрану и воспользоваться для своих дел услугами других членов экипажа. Однако он этого не сделал. Открыв настежь дверь корабля, капитан терпеливо ждал своевольников: он предпочитал иметь дело с проверенными помощниками, пусть даже и капризными, а не с неопытными новичками, которых еще надо учить и учить.
Сейчас, как обычно, капитан рассыпался в угрозах, говорил, что это последнее предупреждение и при случае он выкинет их из команды. На это Фаррендаль ответила, что он обладает властью и является капитаном не потому, что заслуживает этого звания или пользуется авторитетом у команды, а лишь потому, что корабль находится в его собственности. Особенно она упирала на то обстоятельство, что капитан ничего не понимает ни в навигации, ни в управлении кораблем, а уж компьютеры для него – непролазный, дремучий лес.
– Вы беситесь, потому что мы рано или поздно узнаем, сколько вам заплатили за этот рейс! – выпалила Фаррендаль, выразив общую тревогу экипажа.
Она села за навигационные приборы. Капитан молчал: выглядя громилой, он был трусоват и не хотел связываться с Фаррендаль.
– Когда мы, наконец, узнаем, куда направляемся? – требовательно спросила она.
– Когда в этом возникнет необходимость.
– Только бесполезно тратим энергию! – в сердцах бросила Фаррендаль.
Если бы капитан умел управлять кораблем, то он не зависел бы от такого капризного рулевого и, без сомнения, избавился бы от нее при первом же подходящем случае. «Хорошо еще, что этот увалень полуграмотен», – подумала Фаррендаль. Презрение к капитану иногда сменялось у нее чувством жалости: ей были известны нелегкие отношения, которые сложились у него с грубой и наглой командой.
За свою собственную судьбу Фаррендаль была спокойна. Все, в том числе и капитан, считали ее искусным навигатором. Этого же мнения придерживалась и сама Фаррендаль. Удивительно, но этот «полуграмотный увалень» с уважением относился не только к ее профессиональным качествам, но и к ее предыдущей карьере и образованию.
Сама Фаррендаль давно могла найти другую работу и другого капитана, но пассивность и нежелание рисковать держали ее на прежнем месте. Презрение к капитану перемежалось у нее с презрением к себе. «Мы стоим друг друга», – часто думала Фаррендаль.
Капитан в задумчивости склонился над пультом управления.
– Мы легли на курс согласно вашего последнего приказа, – прокомментировала Фаррендаль показания приборов. – Если вы не собираетесь менять курс, то я, пожалуй, посплю.
Не дожидаясь ответа, она встала из-за пульта и бесшумной походкой направилась в свою каюту.
* * *
Саавик находилась на мостике. Услышав шум открывающихся дверей турболифта, она повернула голову и увидела Дэвида. Поприветствовав молодого человека легким кивком, Саавик вернулась к своим привычным обязанностям.
«Хорошо иметь дело с такой сдержанной и спокойной женщиной», – подумал Дэвид, настороженно поглядывая по сторонам. Однако никто не бросал в его сторону любопытных или заинтересованных взглядов, все были заняты своими делами.
– Доброе утро, Дэвид, – поздоровался Джеймс Кирк.
– О, привет, – спохватился Дэвид, чуть было не добавив слово «отец».
Их разделяла двадцатилетняя пропасть, но молодой Маркус уже начал привыкать к мысли, что Кирк не просто вышестоящий начальник, но еще и его отец. Иногда Дэвид думал о том, как бы он относился к отцу, будь тот не адмиралом – самым старшим по званию и опыту работы, – а, например, пекарем или врачом, и каждый раз не находил ответа, потому что не мог представить авторитетного Джеймса Кирка кем-то иным.
– Как насчет того, чтобы называть меня просто Джимом? – с проницательностью провидца спросил Кирк.
– Это можно, – согласился Дэвид. – Но мне надо время, чтобы привыкнуть к такому обращению.
– Мне тоже, – сказал Кирк. – Нам не мешало бы поговорить на эту тему наедине.
Дэвид согласно кивнул, но промолчал, считая, что мостик «Энтерпрайза» не лучшее место для подобных разговоров.
– Вот так-то, – неожиданно добавил Кирк.
На главном экране появился темный и загадочный Регул-Один.
Совершив маневр, «Энтерпрайз» вновь вернулся к этой пустынной и суровой планете. Ее зловещий вид вызывал у Дэвида самые лучшие чувства. На Регуле-Один не могла развиться жизнь, на ней никогда не было ни воды, ни воздуха: из-за слабого тяготения планета не могла удержать ни того, ни другого. Лишь усилия команды Кэрол Маркус вдохнули хоть какую-то жизнь в экосистему Регула-Один. Это было похоже на фантастику. Как в романах Жюля Верна, самые сумасбродные идеи воплотились в жизнь, и Дэвид был горд тем, что тоже внес свой скромный вклад.
Короткое время, проведенное на планете, осталось для молодого Маркуса самым лучшим воспоминанием. Дэвид мечтал вернуться на Регул и еще раз увидеть плоды своего труда. Ни один эксперимент не проходит так, как планируется. Время и природные условия вносят свои коррективы. Тем интереснее было бы опять побывать на планете и посмотреть все своими глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79