Чтоб подчеркнуть драматизм сцены, я время от времени закрывал глаза.Профессор Визерспун запинаясь излагал, что произошло — по меньшей мере, свою версию того, что произошло. У него получалась довольно убедительная комбинация из несрабатывающих шифров,плохо сбалансированных сейфов и шатких полов, лишающих сейфы устойчивости.Мэри внимала ему в предгрозовом молчании. Если она играла, то столь блистательно, что оставалось лишний раз констатировать: в ее лице сцена лишилась великой актрисы. Учащенное дыхание, сжатые губы, трепещущие ноздри, стиснутые кулаки — все это доступно моему пониманию. Но чтоб так побледнеть, надо было вложить в свою игру толику сердца. Когда профессор закончил, мне показалось, что она накинется на него, нисколько не страшась гигантской фигуры Хьюэлла. Но она сумела овладеть собой и лишь произнесла ледяным тоном:— Очень благодарна вам обоим за то, что доставили мужа домой. Это свидетельствует о вашей доброте. Не сомневаюсь: произошел несчастный случай. Спокойной ночи.Ее речь не оставляла лазеек для дальнейших словесных игр, так что им пришлось убраться, выкрикивая на ходу, что завтра — как они надеются — мне наверняка станет лучше. На что они надеялись в действительности, осталось тайной, во всяком случае, они забыли объяснить, каким образом мой перелом излечится за одну ночь. Еще целых десять секунд Мэри смотрела им вслед и лишь тогда прошептала:— Он устрашает, ничего не скажешь. Выходец из первобытных эпох.— Да уж, красотой он не блещет. Боишься?— Еще бы, конечно.Она постояла без движения еще пару секунд, вздохнула, развернулась и присела на краешек моей кровати. Долго она всматривалась в мое лицо, как бы преодолевая сомнения или решаясь на смелый шаг, потом прохладными ладонями коснулась моего лба, прошлась пальцами по волосам, опять глянула на меня сверху вниз, опираясь на руки; она улыбалась, но улыбалась безрадостно, и ее глаза газели потемнели от тревоги.— Я виновата перед тобой, — прошептала она. — Плохо складывается дело, правда, Джонни? — Раньше так она ко мне не обращалась.— Ужасно. — Я поднял руки, обнял ее за шею и пригнул к себе; она ткнулась лицом в подушку и не сопротивлялась. Она еще не очнулась от шока, какой, вообще говоря, неизбежен при первых контактах с Хьюэллом. А может, просто потворствовала больному сподвижнику... Щека ее была нежна, как лепесток цветка, и пахло от нее солнцем и морем. Я прижался губами к ее уху и прошептал:— Проверь, они на самом деле ушли?Она замерла, словно ударенная электричеством, потом рывком поднялась, подошла к двери, приникла к одной щелочке, к другой и полушепотом доложила:— Оба они в профессорской комнате. В данный момент ставят сейф на место.— Погаси свет.Она прошла к столу, прикрутила фитиль, сложила руки над лампой этаким куполом с прорезью и дунула. Комната погрузилась в темноту. Я содрал с ноги те ярды медицинского пластыря, которым они облепили мою злополучную травму, да еще как плотно! Отдирать пришлось чуть ли не с кожей, чертыхаясь от боли. Теперь можно было встать на ноги, чтоб экспериментальным путем проверить правую ногу. Пара прыжков... Что ж, прыгаю я не хуже, чем обычно. На том же уровне. Лишь большой палец ныл.На него-то как раз и пришелся главный удар-. Ему-то больше всего досталось от этого дуэта: сейф плюс переломившаяся подметка. Я повторил свой эксперимент. По-прежнему о'кей. Я сел и принялся обуваться.— Что ты делаешь? — в сердцах спросила Мэри. Мягкая сочувственная нота, как заметил я с печалью, начисто исчезла из ее голоса.— Элементарную проверку, — ответил я беззлобно. — Надеюсь, ножка моя по старой дружбе мне еще послужит.— Но кость... Я думала, у тебя перелом...— Быстрое исцеление под воздействием природных факторов. — Я еще разок опробовал ногу, теперь в ботинке. Порядок! И тогда я поведал ей свою историю болезни.Выслушав меня, она сказала:— Охота тебе была меня дурачить?Жизнь приучила меня к женской несправедливости, посему я пропустил этот выпад мимо ушей. У нее, конечно, хватит ума оценить собственную не правоту в обращении со мной на ранних этапах, от ее собственной хвори до моей. Но, разумеется, сейчас она видит, какие преимущества я получил, притворившись калекой. Она между тем вернулась к своему ложу, кинув мне мимоходом:— Ты велел мне сосчитать китайцев — сколько их заходит в барак, сколько выходит.— Ну и?..— Их там восемнадцать.— Восемнадцать! — А я-то насчитал — там, в пещере, — восемь.— Восемнадцать.— Не заметила, выносили они оттуда что-нибудь?— При мне они не выходили. Во всяком случае, пока не стемнело.— Ясно. Где фонарик?— Под подушкой. Вот он.Она повернулась к стенке, и скоро я услышал ровное спокойное дыхание.Но я знал: она не спит... Разорвал, пластырь на лоскутки, обклеил ими стекло фонарика, оставив посередине маленькое отверстие в четверть дюйма диаметром. Затем обосновался у щели, позволявшей: наблюдать за профессорским домом. Вскоре после одиннадцати ушел Хьюэлл, отправился, видимо, к себе домой. Там зажегся огонь, но вскоре, минут через десять, погас.Я подошел к шкафу, где бой сложил наши шмотки. Манипулируя тоненьким лучом модернизированного фонарика, я отыскал в конце концов темно-серые фланелевые брюки, синюю рубашку. Быстро переоделся. Ночную прогулку в белоснежном наряде полковник Рейн не одобрил бы. Затем я возвратился к кровати Мэри и тихо проговорил:— Ты ведь не спишь, верно?— Чего ты хочешь? — Ни малейшего тепла в голосе, ну прямо-таки ни малейшего.— Послушай-ка, Мэри, не дури. Чтоб надуть их, я вынужден был надуть и тебя. Не мог я поступить иначе в их присутствии. Тебе ведь должно быть ясно мое нынешнее преимущество:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83