Это была проволока, протянутая поперек моего маршрута. Держалась она на стальных шпенечках с витыми шляпками. Черная краска делала ее почти неразличимой в ночных условиях. Краска, близость проволоки к грунту, привольные рейды собаки по окрестностям, а также отсутствие изоляторов - все это в совокупности убеждало, что ток высокого напряжения к цепи пока не подключен, поскольку наличие электрической цепи в данном случае сомнительно. Скорее всего, это старорежимная система предупреждения: коснешься проволоки дернешь за колокольчик. Что-то в таком роде.
Двадцать минут я не шевелился, выжидал, пока луна опять спрячется за облака, с трудом распрямился, перешагнул через проволоку и снова пополз. Грунт сейчас настойчиво кренился вправо, к основанию горы. Рельсы здесь, учитывая капризы земной поверхности, взбирались вверх. А почему бы не воспользоваться насыпью как прикрытием? Если луне опять вздумается выйти из-за облаков, буду в тени. Есть такая надежда!
Еще полчаса того же занятия: на локтях и коленях. Полчаса без зрительных и акустических впечатлений. Полчаса, навеявшие на меня возрастающее преклонение перед слабыми мира сего существами, занимающими низшую ступень в животном мире. Нелегкие, как выясняется, у них бытовые обстоятельства... Тут наконец-то выглянула луна, и на сей раз я кое-что заметил.
Ярдах в тридцати от меня я увидел забор. Такие заборы мне доводилось встречать и раньше. И тогда же я удостоверился в их коренном отличии от штакетников на английских лугах. Встречал я такие заборы в Корее, они отгораживали от внешнего мира лагеря для военнопленных. Увитое колючей проволокой сооружение в шесть с гаком футов высоты, слегка сдвинутое в верхней части на зрителя, оно как бы продлевало вертикальную расселину в теле горы, после чего устремлялось вдоль побережья на юг.
Десятью ярдами дальше я разглядел еще один забор, совершеннейшее подобие первого. Но в центре моего внимания оказались теперь не заборы, а люди - три человека за вторым забором. Они разговаривали друг с Другом, впрочем, так тихо, что не только слова, даже голоса не были слышны. Вот один из них закурил... Белые штаны, круглые головные уборы, гетры и патронташи - это обмундирование вполне логично дополнялось ружьями, перекинутыми через плечо. Вне всяких сомнений, моряки. Королевский флот.
Ум у меня зашел за разум. Я почувствовал зверскую усталость. Или полное изнеможение. Или то и другое вместе. Я ничего не соображал. Располагая запасом времени, я наверняка придумал бы подходящее объяснение столь странному факту: с чего бы это вдруг натыкаюсь посреди заброшенного фиджийского острова На английских матросов. Но на кой черт раздумывать, Когда можно встать на ноги и спросить у них самих.
Я перенес вес тела с локтей на ладони, намереваясь подняться.
В трех ярдах от меня зашевелился куст. Шок буквально заморозил меня, подкосил на месте - и тем самым спас. Ни одна окаменелость изо всех, найденных на этом острове профессором, не могла сравниться по степени окаменения со мной, каким я стал в этот миг. Куст деликатно склонился к другому кусту и что-то тихо сказал. В пяти футах я ничего не услышал. Но, конечно, они должны слышать меня. Сердце колотится на бешеной скорости с грохотом кузнечного пресса. А если даже этот шум до них не доносится, все равно они узнают о моем присутствии по вибрации моего тела, которая конечно же сотрясает почву с такой силой, что даже сейсмографу в Суве ничего не стоит меня засечь. Тем более в непосредственной близости. Но они не видят ничего, не слышат ничего. Я опускаюсь на землю, испытывая чувство игрока, поставившего все состояние на последнюю карту. Мимоходом делаю научное открытие: тезис о том, что кислород нужен для поддержания жизни, - выдумка докторов. Я ведь совсем не дышу. Правая рука ноет. В лунном свете костяшки пальцев, сжимающих нож, светятся, словно слоновая кость. Усилием воли за-, ставляю себя слегка расслабиться. Но и теперь рука цепляется за нож как за последнюю соломинку.
Проходит целая вечность, и еще одна, и еще. Моряки, столь вольно интерпретирующие устав караульной службы, удаляются. Во всяком случае, так мне кажется, пока не осознаю, что темное пятно на заднем плане хибара. Через минуту до меня долетает бряцанье металла. Какое-то шипение... Ага, накачивают примус. Куст рядом со мной шевелится. Я перевожу нож в боевую позицию, лезвием вверх. Но куст полз в противоположную сторону, параллельно проволоке направляясь к другому кусту, ярдах в тридцати. Тот в свой черед трогается с места. Местность буквально кишит движущимся кустарником. Я отменяю свое первоначальное намерение задавать охранникам вопрос. Задам в другой раз. Умные люди нынешней ночью мирно почивают в своих кроватях. Решаю последовать их примеру; что мне собаки, готовые разодрать человека в клочья, что мне китайцы Хьюэлла с их хищными ножами.
Домой я добираюсь единым рывком. За девяносто минут, из которых половину отнимают первые пятьдесят ярдов. Так или иначе, я возвращаюсь.
Было около пяти утра, когда, подняв штору, я ввалился в комнату. Мэри спала, и будить ее было незачем,. Дурные вести подождут. В тазу близ стенки я отмыл от краски лицо. А перебинтовывать руку не стал: усталость брала свое. Не было даже сил обдумать ситуацию. Я забрался в кровать. О том, как щека моя коснулась подушки, помню крайне смутно. Имей я и десять рук, каждую с такой же раной, вряд ли это помешало бы мне уснуть в эту ночь.
Глава 6
Полдень 1.30 ночи. Четверг - пятница.
Проснулся я за полдень. Лишь одна стенка-штора была поднята - что смотрела на лагуну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84