Поведение этого преподавателя все-таки сочли
несовместимым с его обязанностями просвещения молодых людей в коммуни
стическом духе и его вскоре заменили на другого (думаю, тут сыграло свою р
оль то обстоятельство, что распоясывшийся преподаватель был с другой ка
федры).
В те времена и речи не могло быть о свободном посещении лекций и семинаро
в. Так что выбора у нас не было.
Оставалось полагаться на собственные силы и друзей-единомышленников. К
счастью, в нашей группе учились Владимир Александрович Бубнов и Марат Ив
анович Качалкин. Володя -Ц потомственный ленинградец, переживший блока
ду, на 10 лет старше меня. Марат, с кем мы вместе жили в снимаемой на Васильев
ском острове комнате, - мой одноклассник, испытавший в раннем детстве ужа
сы немецкого концлагеря. Нас троих спаяла тяга к философии и политэконом
ии. Мы часами напролет обсуждали спорные проблемы. Дискуссионные батали
и были поистине захватывающими и, я бы сказал, весьма плодотворными. Этом
у способствовало не только страстное стремление каждого из нас к поиску
истины, но и различия темпераментов, жизненного опыта, а также склада ума.

Читая, думая, споря, каждый из нас постепенно вырабатывал свое понимание
политэкономических и философских проблем. И оно, разумеется, с каждым дн
ем все больше и больше отдалялось от официальной науки.
Через год, в 1956 году, мы вместе с Владимиром Бубновым пришли к выводу, что вс
ем общественно-историческим формациям (первобытная община, рабовладен
ие, феодализм, капитализм, социализм) свойственны общие закономерности и
существенные признаки. И, следовательно, необходима выработка целостно
го аппарата общей теории политической экономии
. И мы начали его создавать. Если открыть 3-й том энциклопеди
и “Политическая экономия”, изданного в 1979 году, т.е двадцать с лишним лет сп
устя, то можно в ней прочитать следующее: “О необходимости создания П.Э. в
широком смысле впервые писал Энгельс в “ Анти-Дюринге
”, подчеркивая, что такая наука еще только должна быть соз
дана ( см. К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч. 2 изд. т.20, с.153-154)
П.э. в широком смысле является не суммой П.э., изучающих каж
дый исторически определ. способ произ-ва в отдельности, а единой целостн
ой наукой.” ( с. 280 цит. изд .) Вроде все верно, то
лько с двумя оговорками. Во-первых, как там же написано, “не существует отд
ельно П.э. в широком смысле наряду с П.э исторически определ. способов прои
зводства.” Во-вторых, общая теория политэкономии авторами робко называе
тся политэкономией “в широком смысле”,
хотя тут же пишется об единой целостной науке, т.е налицо явное логическо
е противоречие. Это, как в народе говорят, что она наполовину беременна. Т
аким образом, даже в конце 70-х годов прошлого века автор этой статьи акаде
мик Л.Абалкин еще не рисковал оторваться от пуповины официальной тракто
вки догматической политэкономии.
А мы, студенты первого курса ЛГУ осмелились еще в 1956 году четко сформулиро
вать не только необходимость общей теории политэконом
ии , но и определить сущность ряда ее важнейших категорий
и закономерностей. У меня сохранилась тетрадь с названием “
Политэкономические заметки (1956-1959 гг .)”, в ко
торой содержатся записи по 11 проблемам этой теории, как результат наших
дискуссий.
Эта крамольная идея, конечно же, была встречена в штыки при первой же попы
тке изложить ее в систематизированном виде на кафедре. Я написал курсову
ю работу на тему о законе планомерного, пропорционального развития, утве
рждая, что он присущ не только социализму, т.е. одной формации, но и капитал
изму, а также в определенных чертах Ц и предыдущим формациям. Сдал я ее н
а кафедру. К счастью, курсовая попала в руки подлинному ученому, профессо
ру Рыбакову, который замечательно читал нам курс “История экономически
х учений”.
Ознакомившись с моей курсовой, он посоветовал мне во избежание крупных н
еприятностей написанное уничтожить и быстренько написать новую курсов
ую работу по общепринятым правилам. Что пришлось и сделать, затратив на н
ее два вечера, чтобы уложиться в заданные сроки и не “запороть” стипенди
ю, без которой в Ленинграде делать было нечего. Мы и так с Маратом жили не с
ладко. Я также запомнил откровенный рассказ доброго профессора о том, чт
о он дома в “сундуке” хранит рукописи неопубликованных своих работ, кото
рые не вписывались в официальную версию. Вот в каких условиях приходилос
ь работать экономистам-ученым еще три года
спустя после смерти Сталина. О чем это говорит? Да о том, чт
о сталинщина как феномен исторического
развития государственного социализма была порождена не только Сталины
м Ц “вождем всех времен и народов”, но и теми, кто верноподданически служ
ил такому политическому режиму из страха или же по убеждению.
Месяц за месяцем нарастал конфликт между мной и порядками, существовавш
ими в те времена в университете. Меня уже прозвали на факультете
“ ревизионистом из Прибалтики
”.
Доклад Н. Хрущева на ХХ с
ъезде партии с разоблачениями “культа личности” явился последней капл
ей, переполнившей чашу. Вся разрозненная информация, сочившаяся из разли
чных источников и встреч в общем-то случайных, вдруг слилась в единый бур
ный поток, который быстро и до основания разрушил в моей юношеской голов
е последние остатки ортодоксального понимания того строя, в котором мы ж
или.
Начался мучит
ельный поиск модели, адэкватной объекту познания. Он, собственно, началс
я в 1956 году и с перерывами длился полвека, завершившись в 2007 году изданием кн
иги “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60