Редактор «Прикладной этики» (фортепьяно) и ее друг Джейми (вокал). Как это чисто по-эдинбургски. И как… пикантно.
Слегка подсмеиваясь над собой, она подумала, что стоит, вероятно, начинать каждый день с письменных извинений за вчерашние неловкости… Так. Ну а кто же еще ждет от нее сегодня покаянного письма? Может быть, тот восхваляющий зло австралийский профессор, чью статью она отказалась печатать? Возможно, он мягкий и нежный, а зло славит чисто теоретически. Возможно, получив отказ, он горько плакал на берегу океана, хотя нет, вряд ли. Все австралийские профессора-философы, с которыми ей доводилось встречаться, отличаются бодростью и пышут здоровьем. Да и ее ответ не был грубым. Может, чрезмерно категоричным, но, безусловно, не грубым.
По дороге на кухню она задумалась о проявлениях дружбы, о том, что письма и подарки – единственные доступные нам способы выражения дружеских чувств. В иных культурах заверения в дружбе куда как ярче. Где-то она читала, что в Южной Америке двое мужчин, объявляя себя друзьями, проходят своего рода крещение: исполняют в лесу возле дерева ритуалы, после которых дух дерева становится их отцом, а они – братьями. Нам это кажется странным, мы слишком заняты, чтобы разводить такие церемонии, нам проще встретиться за чашкой кофе. А в Германии, где вопрос формы имеет большое значение, на пути дружбы оказываются и лингвистические трудности, связанные с переходом на фамильярное «ты». Да и по именам они там называют друг друга отнюдь не сразу. В некоторых слоях общества на это уходят годы. Изабелла улыбнулась, вспомнив профессора из Фрейбурга, рассказывавшего, как после нескольких лет знакомства они с коллегой все еще обращались друг к другу только по фамилии. Но однажды этот коллега пригласил профессора к себе домой – посмотреть очень ответственный футбольный матч – и в порыве азарта воскликнул: «Рейнхард! Смотрите! Немцы забили гол!» Конечно, он тут же смущенно зажал себе рот рукой. Какая неловкость! Он назвал гостя по имени, а знакомы они всего несколько лет! К счастью, гость проявил либеральность и простил промах. Мало того, они постановили тут же, не сходя с места, отбросить формальности и скрепили это решение, как и следует в таких случаях, тостом «за дружбу!». Этот рассказ очень заинтересовал Изабеллу.
– Но что происходит, если коллеги уже перешли на «ты», а потом не поладили? Нужно ли им в этом случае возвращаться на «вы»?
Ее немецкий друг задумался.
– Я вспоминаю подобный случай, – сказал он наконец. – Кажется, это случилось в Бонне, и досадное осложнение произошло у профессоров теологии. Они вернулись к прежней форме обращения. Но это привело к разным трудностям и вызвало толки. Толкуют до сих пор. В Бонне.
Она включила кофеварку, и пока та разогревалась, готовясь запустить кофейную мельницу, выглянула в окно. За окном, на высокой каменной стене, огораживающей ее сад, сидела величавая и полная чувства собственного достоинства соседская кошка. Границы, установленные людьми, для нее были безразличны. Истинные рубежи, таинственные разделительные линии, прочерченные животными, охранялись ревниво и в строгом соответствии с законами, недоступными человеческому разумению, но столь же значимыми в кошачьей юрисдикции, как и письменно закрепленные шотландские законы. Слегка шевельнувшись, кошка вдруг повернулась и посмотрела на стоявшую за стеклом Изабеллу.
– Вон та кошка почувствовала мой взгляд, – сказала Изабелла вошедшей в комнату Грейс. – Повернулась и смотрит на меня.
– Они телепаты, – пожала плечами Грейс. – Это все знают.
Продумав ее ответ, Изабелла небрежно уронила:
– Знаете, вчера у меня был разговор о жизни на небесах. И одна женщина утверждала, что не верит в нее – как и в любую загробную жизнь, – потому что души животных создали бы ужасное столпотворение на небесах. А значит, ничего такого быть не может.
– Она мыслит слишком конкретно, – снисходительно улыбнулась Грейс. И с видом человека, который рассказывает о Нью-Йорке тому, кто там еще не бывал, добавила: – Потусторонняя жизнь никак не связана с физическими формами.
– Вот как? – заинтересовалась Изабелла. – Значит, собаки – и кошки тоже, – пользуясь вашим термином, пересекают границы земного? И что же, во время сеансов бывают послания и от них? Грейс насупилась.
– Вы невысокого мнения о наших встречах, – проворчала она. – Но все-таки поверьте: мы занимаемся серьезным делом.
Изабелла поспешила извиниться. Второе извинение за утро, а ведь еще только начало одиннадцатого. Грейс милостиво кивнула:
– Я привыкла к скептическим замечаниям. Это нормально. – И она отправилась посмотреть, не пришла ли почта.
– Поччи еще не приходил. – Грейс использовала жаргонное шотландское словечко. – А вот это подсунули прямо под дверь. – Она подала надписанный от руки белый конверт без марки.
Положив его рядом с кофеваркой, Изабелла налила себе чашку кофе. Почерк на конверте был незнакомым. Слова «Мисс Изабелле Дэлхаузи» подчеркнуты красивой волнистой линией, приводящей на память итальянские рукописи. Внезапно она поняла: и почерк тоже итальянский.
С чашкой в одной руке и письмом в другой Изабелла поднялась из-за стола. Грейс жадно следила за ней, явно надеясь, что конверт вскроют в кухне и она узнает имя отправителя. Но это не для обсуждения, решила Изабелла. Письмо наверняка касалось путешествия, и ей захотелось прочесть его в кабинете. Конверт выглядел очень внушительно. Что это значило, определить было трудно, а то и невозможно, но некая серьезность витала над ним, как запах духов над любовным и страстным посланием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71