Все ее попытки подобраться к семейному бюджету он пресекал, говорил «пока рано», между тем Юля считала, что умеет распоряжаться деньгами. Отец выдавал ей на личные расходы строго фиксированную сумму, и Юля никогда не выходила в дефицит.
«Угораздило же меня выйти за скупердяя», – мрачно думала она, получив жалкую сумму «на булавки». Только что на булавки и может хватить – к привычным ей кремам и шампуням с этими деньгами было не подступиться.
Иногда, гораздо реже, чем нужно, он делал ей подарки – золотые часики, серьги, но все это была такая дешевка!
На второй месяц замужества у нее кончились духи, и в один из редких совместных походов за покупками Юля потащила мужа в парфюмерный магазин за новым флакончиком. Рыбаков категорически отказался выкладывать двадцать тысяч за крошечный пузырек.
– Но это же мои духи, – втолковывала ему Юля, – это часть меня, понимаешь? Без духов я как без кожи.
Филипп приподнял бровь. Он, воспитанный в семье научных работников, считал парфюм не предметом первой необходимости, а символом роскоши, который дарят на Восьмое марта, но никогда не покупают без повода.
– Птиченька моя, – жарко зашептал он ей в ухо, – зачем тебе духи? Ты юная чистая женщина, ты удивительно приятно пахнешь сама. Серьезно! У тебя свой, неповторимый, аромат, и я хочу дышать тобой, а не всякой химией.
Юля мрачно выпятила челюсть:
– Угу. А еще ты говорил, что у меня необыкновенно красивое тело, так, может, мне голой ходить? – буркнула она.
– Логично, – рассмеялся Рыбаков и полез за бумажником.
«Неужели всю жизнь придется с таким трудом вытягивать из него деньги?» – тоскливо подумала Юля, пряча духи в сумочку. Сопротивление Филиппа отравило ей всю радость покупки.
Она жаловалась родителям, но отец категорически отказался помогать молодой семье.
– Разбирайтесь сами, – сказал он. – Уверен, что денег у Рыбакова полно, просто он не может их афишировать.
Мол, директор завода должен делать вид, что не злоупотребляет.
«Пусть сначала обеспечит мне тот уровень жизни, которого я достойна, а потом шифруется сколько угодно», – злилась Юля, раздосадованная отказом отца хотя бы оплачивать ей занятия с тренером.
В Юлиной семье считали, что каждый должен жить своей жизнью.
– Поверь, я отказываю не из жадности, – втолковывал ей отец. – Я хочу, чтобы ты сама прошла свой путь. И научилась, в конце концов, управлять мужем. Вот смотри, допустим, бабушка берет на себя заботу о младенце, хорошо это?
– Наверное, – недоуменно откликнулась Юля, знавшая, что от ее мамы такого подвига ждать не приходится.
– С одной стороны, да, а с другой – она лишает свою дочь всех переживаний материнства. Или жена, понимая, что ее муж зарабатывает мало, начинает зашибать деньги. С одной стороны, помогает ему, а с другой – не дает почувствовать себя главой семьи. Юля, пойми, когда ради тебя чем-то жертвуют, может статься, что тебе придется платить за эту жертву огромную цену.
«Тоже мне жертва, заплатить за фитнес!»
– Твердо запомни, жертвовать собой ради другого можно только при форс-мажоре! Иначе ты или обкрадываешь этого другого, или превращаешь свою жизнь в фарс. Единственный известный мне пример великой и достойной жертвы – жены декабристов. В общем, только благодаря их подвигу этих придурков до сих пор вспоминают с уважением, не зря Николай не хотел жен в Сибирь пускать!
– При чем тут это? – Бросать все и тащиться за мужем на каторгу она уж точно не собирается! Ни при каких обстоятельствах.
– Да так, к слову. Поверь, гораздо интереснее воспитать мужа, подчинить его себе, чем тянуть деньги у отца!
Юля понуро поплелась на автобус – еще одно испытание, ниспосланное ей, привыкшей ездить с шофером. Отец даже не предложил отвезти ее домой…
«Как жить, когда тебя окружают одни жмоты?»
– Значит, ты сама ведешь хозяйство? – осторожно спросила Маша.
Юля придала себе легкомысленный вид.
– Да, пока приходится. До меня к Филиппу два раза в неделю приходила соседская бабушка, но мы рассчитали ее – не годится, чтобы старушка прислуживала молодой женщине. А найти хорошую домоправительницу – ох, как непросто. Если молодая, будет приставать к мужу, постарше – запьет… Еще нужно, чтобы умела держать язык за зубами, город-то маленький, Рыбаков тут – первое лицо, и совсем не хочется, чтобы все знали об интимных подробностях нашей жизни. Но знаешь, я даже втянулась!
…Юля, морщась и держа руки на отлете, сняла толстые резиновые перчатки. Ух, наконец-то унитаз вымыт! Каждый день, просыпаясь, она с ужасом думала об этой процедуре. Ну какую любовь может чувствовать жена к мужу, если она ежедневно драит за ним сантехнику?
Раньше Юля не задумывалась, сколько работы делают для нее чужие, наемные руки. Каким образом получается порядок в квартире и как появляются в шкафу чистые вещи. И вкусный обед возникал на столе как бы сам собой.
Она не желала отказываться от своих привычек, но теперь пришлось обслуживать себя самой. Да еще Филипп, каждый день надевавший свежую сорочку и устроивший ей настоящую выволочку, не обнаружив таковой в одно прекрасное утро.
Пришлось спешно учиться тому, что другие девушки впитывают с детства, и Юля не избежала ни одной ловушки, подстерегающей молодую неопытную хозяйку.
Первые несколько обедов были ею постыдно кремированы. Правда, Филипп благосклонно взирал на ее кулинарные упражнения и уверял, что из ее ручек любая бурда кажется ему божественным нектаром.
С утюгом она управлялась так лихо, что Рыбаков предпочитал гладить свои брюки сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14