Раз уж мы заговорили об этом, вас анализировали когда-нибудь?
- Один раз, в детстве...
- Чего они искали?
- Агрессии. Я столкнул с подоконника горшки с цветами, и один чуть не, угодил в прохожего. Мама упала из окна, поливая цветы, и мне показалось, что именно они во всем виноваты.
Флексон опять хлопнул в ладоши и радостно улыбнулся.
- Микрофон можно выбросить из головы!
- Почему?
- Когда вы выбросили его в окно, это было невольным рецидивом детского поступка. В данном случае Хиликс ассоциируется с вашей матерью, а микрофон, погубивший ее - эквивалентом цветам, погубившим вашу мать. Дала себя знать старая травма.
- Ваша версия кажется мне притянутой за уши.
- В этом-то вся ее прелесть. Вот послушайте, - Флексон нагнулся вперед, требуя внимания, - когда явится психолог, скажите как бы ненароком: "Давненько мне не приходилось иметь дело с представителем вашей профессии". Он, конечно, начнет допытываться о подробностях. Тут вы ему все и выложите. Психолог сам сделает нужные выводы. Мы будем ни при чем.
Адвокат достал носовой платок и вытер лоб.
- Уф! Больше всего меня беспокоил микрофон.
Халдан не сомневался в искренности слов Флексона, и его глубоко тронуло, что человек, с которым они знакомы не больше часа, проникся таким участием к его горю. Он знал, что адвокат должен защищать клиента, но в душе теплилась благодарность к человеку, который назвал Малькольма, исполнившего свой общественный долг, крысой.
- Теперь вот что. Социолог является главным присяжным, - продолжал Флексон. - Его функция в основном административная; другие присяжные принимают решение, а он его оглашает. Короче говоря, его принцип - меньше раздумий, больше слов. Речь его зачастую так длинна, что прежде чем он огласит постановление, никто не помнит, в чем там дело. Но не следует его недооценивать. Если вам покажется, что он хочет выглядеть остроумным, улыбайтесь. Если будете в этом совершенно уверены, громко смейтесь. Он представляет серьезное Министерство, значит, ему нужно немножко подыграть.
Но самое главное, помните: вы - специалист, и пока не вынесен приговор, к вам должны относиться соответственно вашему положению. Ведите себя естественно и непринужденно. Не замыкайтесь в себе, но по собственной инициативе не рассказывайте присяжным ничего лишнего. У них и без того будет над чем задуматься.
Подойдя к зарешеченному окну и выглянув наружу, Флексон подытожил:
- В общем, не так плохо. Вы интеллигентны, не лишены обаяния, к в момент совершения преступления переживали серьезный эмоциональный кризис. Есть шанс убедить присяжных, что ваше преступление не является следствием атавизма.
Он отвернулся от окна и с укором взглянул на юношу.
- Откровенно говоря, судя по страсти, какой вы воспылали к этой девушке, в вас действительно есть что-то от пещерного человека. Но мне это нисколько не мешает. Я и сам замечаю за собой некоторые регрессивные тенденции.
Адвокат улыбнулся.
- Ну, за работу! Я зайду утром и заберу все, что вы напишете. Помните, чем больше фактов будет мне известно, тем легче будет выбрать те, которые представляют вас благородным и законопослушным юношей.
Он энергично пожал руку Халдана и секундой позже захлопнул за собой дверь камеры.
Юноша сложил листы бумаги и сел за работу. Он был немало удивлен, обнаружив способность разумно мыслить у людей, представляющих малопрестижные специальности. Как юрист, Флексон проявил блистательный ум, исключительную проницательность и человечность.
Халдану понравился этот человек. Во время разговора его лицо то улыбалось, то хмурилось, то становилось задумчивым. Однако ни разу оно не приобрело бездушного выражения специалиста.
Халдан принялся по порядку описывать все, что приключилось с ним с момента встречи в Пойнт-Со до самого ареста. Он писал, когда принесли обед, писал, когда принесли ужин, и лег спать только, когда кончилась бумага.
Утром он приветствовал Флексона словами:
- Мой добрый гений, мне нужна бумага!
Адвокат оказался готов к этому. Он достал из папки новую пачку, похвалил юношу за красивый почерк, забрал исписанные листки и ушел.
Работая над воспоминаниями, Халдан снова упивался счастливыми мгновениями, проведенными рядом с Хиликс. Он отчаянно старался придерживаться только фактов, но когда дело касалось его страстной любви, чувства безудержно выплескивались на бумагу. Со временем он понял, что пишет последнюю на Земле повесть о любви, которую прочитает всего один человек.
Разбор записей, вероятно, отнимал у Флексона больше времени, чем само их написание. Выглядел адвокат таким же энергичным, но на лице появились следы усталости, а под глазами темнели круги.
- Только не говорите священнику, - наставлял он, - что вы отказались от эпической поэмы о Файрватере из-за невозможности ее опубликования. Уж лучше скажите, что отказались от проекта, когда узнали о запрете, наложенном на биографию. Ведь так и было на самом деле, а священник будет пребывать в уверенности, что вами руководили религиозные взгляды.
Своими чисто дружескими советами адвокат снискал себе еще большее расположение юноши. Например, он советовал:
- Не говорите с математиком о подробностях вашей математической теории эстетки. Возможно, это ценная идея, над которой вы решите поработать уже будучи пролетарием. А так, этот тип похитит вашу идею, и через какие-нибудь двадцать лет теория объявится под его собственным именем.
К любой проблеме Флексон подходил с разных сторон.
- О своей теории лучше расскажите социологу. Ему понравится ваше стремление ликвидировать гуманитарную категорию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64