он сам, его третья жена Мария Эстела Мартинес и еще один человек, призванный сыграть самую зловещую роль в эти годы, – министр социального благополучия Хосе Лопес Рега по прозвищу Колдун. Несостоятельность правительства Перона, которое на практике немедленно открестилось от любых революционных преобразований, была очевидна: сам Перон во время своего выступления в мае 1974 года публично отмежевался от поддерживающей его молодежи и ее социалистических лозунгов. Следствиями этой несостоятельности были: девальвация песо, головокружительный рост цен во всех областях, безработица, отсутствие социальной защиты и в целом падение ВВП.
Если в предыдущих параграфах мы говорили о приходе Перона к власти как о драматической кульминации общей картины, то нужно сказать, что с его смертью в июле 1974 года и приходом к власти Исабелиты (Мария Эстела Мартинес) эта кульминация из драматической превратилась в трагическую, поскольку его кончина повергла страну в хаос и никто не мог сказать, в каком направлении нужно двигаться. Отсюда в какой-то мере объяснима череда государственных переворотов, произошедших в это время один за другим, начиная с таких имен, как генерал Хорхе Рафаэль Видела, адмирал Эмилио Массера и бригадный генерал Орландо Р. Агости, находившийся у власти в течение одного месяца. 24 марта 1976 года, со дня путча, которому было присвоено лицемерное название начала процесса национальной реорганизации, Аргентина словно двигалась по длинному темному туннелю, и последствия этого периода остались в народной памяти на долгие годы. Даже сейчас, когда с тех пор прошло более четверти века и Аргентина составляет часть демократической системы, – даже сейчас ощущается, с какой тоской и тревогой новые поколения аргентинцев вспоминают свое историческое прошлое, пустившее в их сознании глубокие корни и до конца ими не преодоленное, каким крушением надежд для значительной части аргентинского общества оказались законы «Последняя Точка» и «Обязательное подчинение», а также последующие декреты об амнистиях, в 1989 и в 1990 году, которые освободили тех, кто отдавал приказы от имени так называемого высшего органа государственной власти.
Действующее правительство несло ответственность за самый печальный период в истории Аргентины, за несоблюдение прав человека и за массовое уничтожение граждан, политические убеждения которых не совпадали с государственной политикой, или просто за то, что их идеология находилась в оппозиции к новому правительственному курсу. Неумолимая диктатура, провозглашенная военными, установила государственную модель, при которой всякий, кто не отвечал ее лицемерным призывам, считался враждебным элементом и, как следствие, подлежал уничтожению. Еще раз, причем в этом случае с безмерной жестокостью, примененной ради достижения своих целей (число пропавших без вести за период с 1976 по 1983 годы по официальным подсчетам приближается к 10000 человек, однако неофициальные источники приводят цифру, близкую к 30000 человек), «Вооруженные силы» приклеивали ярлык «спасителей родины» и тайно инакомыслящих ко всем тем, кого они называли законспирированными общественными элементами (имелось в виду противостояние правительству, коррупция, подстрекательство к мятежу). Говоря о военной хунте, Хильда Лопес Лаваль рассказывает, что «были запрещены не только профсоюзные организации и политические партии; историки и политологи сходятся во мнении, что репрессиям подвергались и представители интеллигенции, студенты, рабочие, священники-миссионеры, проповедовавшие освобождение стран Третьего мира, вплоть да самых молодых (16, 31). Нельзя не сказать, и это особенно горько, что вина за все происходившее лежала и на широких слоях аргентинского общества, поскольку «большинство граждан Аргентины отказались от своих прав на демократические институты в надежде на то, что вооруженные силы выполнят данные ими обещания. Гражданское общество, в большинстве своем, отказалось от демократических свобод и приветствовало государственный переворот, что дало право военным чувствовать себя законной властью» (16, 31).
Реакция Кортасара на события в Аргентине, так же как это было в случае с Чили, не заставила себя ждать. Не было ни одного форума, осуждающего ситуацию в Аргентине, где не звучало бы его имя. Более того, он написал «Книгу Мануэля», которая была опубликована в 1973 году, в которой он отстаивает право автора выступать в защиту прав политических заключенных.

Эта книга написана плохо. Это худшая из моих книг, потому что я слишком смутно вижу то, о чем хочу написать. Ведь я пишу, когда мне этого хочется, и тогда трачу на это все свое время. Я не профессиональный писатель. Я любитель, который пишет книги. Я написал некоторое количество рассказов, но все равно считаю себя любителем и хочу, чтобы таковым меня считали и остальные. Для меня очень важно не чувствовать себя профессионалом. Сейчас, когда я начал писать «Книгу Мануэля», я делаю это словно по чьему-то поручению. Это поручение дал себе я сам, как аргентинец, потому что речь идет о периоде диктатуры Лануссе; периоде, когда в Аргентине началась эскалация насилия, при которой пытки стали не просто инструментом воздействия, но неким техническим средством, настолько чудовищным, что перед ним меркнет любое описание. Сейчас я выступаю как член Трибунала Рассела, с конкретными доказательствами того, как при содействии консультантов, натренированных, к примеру, в Панаме, и при участии, разумеется, местных любителей эти пытки применяются.
Роман, такой же еретический по форме, как «Игра в классики» и «62.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103