намеренно вместо вас взял с собой Сильвию.
Роза набрала воздуха в легкие и ринулась в атаку.
– Пожалуйста, – заявила она, – запомните раз и навсегда: Блайс не питает ко мне преданность того рода, что вы имеете в виду. Мне сложно судить, почему вы так пытаетесь убедить меня в обратном. Если он в кого-то влюбился, так это в Сильвию, и я была бы счастлива за нее, если это действительно так. Я очень люблю Блайса, так же как и он меня… надеюсь. Но только по-дружески, и если вы не готовы принять мои слова на веру, то спросите его сами и дайте ему убедить вас.
На губах Флор улыбка стала едва ли не ангельской.
– Возможно, я последую вашему совету. Не желаете ли, чтобы я сообщила вам о результате?
– Благодарю, но думаю, что уже знаю, какой он будет.
– Знаете? И решитесь поставить на это?
– Я не заключаю пари на то, что заведомо известно.
– Как мудро с вашей стороны! Как ни странно, я тоже. – Взгляд на часики заставил руку Флор потянуться к зажиганию. – Я должна лететь. После этого шоу под названием bravade у меня на вилле ленч для избранных. Я не приглашаю ни вас, ни Сильвию, так как знаю, что никакого удовольствия вам это не доставит. Никого из знакомых вы там не увидите, кроме Сент-Ги и Клода Одета, который мной наконец прощен. Нетрудно вообразить, как вам нелегко будет вновь встретиться с Одетом на людях. Да, пожалуй что… – Приняв слабый наклон головы Розы за согласие, Флор нажала стартер, адресовав всю прелесть своей ослепительной улыбки приближающемуся жандарму, и пулей унеслась с площади, оставив Розу в легком сомнении, не является ли прощальная тирада преднамеренной и даже заготовленной заранее.
Bravade, когда она все же началась гораздо позже обозначенного времени, оказалась для Розы настоящим откровением из жизни небольшого городка. Она была рада, что не пропустила этого зрелища.
Парад, о начале которого, подобно герольдам, провозгласили залпы из мушкетов, во главе своей имел «адмирала на день», Жильберта Дюрана, а в качестве замыкающего – его армейского коллегу Жана Пикара, местного разносчика; участниками были все уважаемые горожане, почти неузнаваемые в костюмах; головы их венчали соломенные бретоны, фуражки и береты, не имеющие никакого отношения к девятнадцатому столетию.
Был и оркестр, сплошь из дудок и барабанов, эскорт из мальчишек, которые падки на процессии любого рода, и кое-где, подобно цветам на скудной почве военного стана, виднелись девочки-подростки. Их присутствие, однако, было встречено толпой с неодобрением. Вблизи Розы все пришли к единодушному мнению: мальчишки – да! Они готовятся к тому дню, когда сами будут маршировать в качестве bravadeurs. Но сорванцы девчонки – нет! Парад – сугубо мужское дело, и вид у него должен быть чисто военным, по крайней мере, до тех пор, пока ряды участников не расстроятся и не начнется шумное веселье на весь оставшийся день.
Не было никакой табели о рангах, никаких особых декораций, а тем более рекламы – словом, никакой коммерции. Просто Мориньи устраивал приватное шоу ради своего же удовольствия, безо всяких правил, кроме тех, что обусловлены традицией и общественным мнением. Шоу неформальное, импровизированное и, судя по всему, полностью удовлетворяющее как зрителей, так и участников в равной степени.
Процессия змеей выползла с площади, чтобы совершить обычный, тур по остальным улицам, и, когда появилась вновь, как и предупреждала Мари, уже в значительной степени утратила свой первоначальный порядок. И чем дальше, тем больше. Участники парада курили, жевали жвачку и останавливались, чтобы поболтать с друзьями. Мушкеты и мушкетоны палили чаще, с большим грохотом и дымом; какой-то заблудившийся пудель зашелся в истерике – и все остановились, пока его ловили и успокаивали. Когда отдельные выстрелы начали раздаваться позади, и среди зрителей, для всех это послужило знаком, что официальная часть bravade закончилась. По необъяснимому совпадению как раз настало время для ленча…
Когда Роза закончила свой ленч, ей предстояло в одиночестве провести и весь остаток дня. Как скоротать его, пока Сильвия с Блайсом не вернутся? Как только часы сиесты закончатся, на площади вновь начнется гвалт, а с нее уже хватало и шума, и одиночества в веселой карнавальной толпе. Вместо этого Роза решила поплавать в бухточке, достаточно далекой от городка, чтобы гарантировать, что, кроме нее, там никого не будет. Правда, это означало долгую прогулку по жаре, но зато в конце пути обещало прохладное море в качестве компенсации.
Часом позже, взбивая арки из сверкающих брызг перед собой, она вбежала в глубокую воду, немного поплавала, а затем, перевернувшись на спину, легла на воду, лениво пошевеливая пальцами. Глаза ее были полузакрыты. «Да, – подумала она, – это то, что мне сейчас нужно, и я поступила верно». Бальзам моря и царящие здесь мир и покой смоют ощущение обиды, что нанесла Сильвия своей выходкой. Перед тем как уйти, Розе пришлось побороть искушение – дать тем двоим в свою очередь поволноваться, где она, если они вернутся первыми. Но сейчас девушка была рада, что оставила веселую записку Сильвии, даже не упомянув, как ее задел утренний неблаговидный поступок.
Наконец Роза подплыла к берегу, вытерлась полотенцем и растянулась на животе, чтобы принять солнечную ванну на изогнутой полоске песка, оказавшейся полностью в ее распоряжении. Она захватила с собой фрукты и книгу, но не взяла часы. Пока солнце не начнет погружаться в море за западной оконечностью бухточки, можно было не уходить, и, возможно, до этого она еще немного поплавает.
Слишком много планов – увы! – для жаркого средиземноморского послеполуденного времени… Девушка съела персик, почитала немного – и, когда проснулась, готова была поклясться, что прошло не более четверти часа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56