– Да-а, – протянул Богданов. – Вот денек попусту и вычеркнули.
– Запыхтел. – Кирилл хотел было круто выругаться, но смолчал, злясь на себя за то, что согласился ехать с Богдановым. – У него, видишь ли ты, прорыв… А у меня, черт возьми, все-де по маслу идет. По маслу. Так намаслят, что потом покатишься без задержки. И черт – этот овраг!.. – Кирилл злился, зная, что он теперь не поспеет к началу весенней посевной кампании, что вместо него кто-то другой даст распоряжение о выходе тракторов в поле.
– Но ведь если бы я поехала прямо, я утопила бы машину, – не то спрашивая совета, не то оправдываясь проговорила Стеша, глотая слезы от усталости и досады.
– Я тебя, Стешенька, не виню, – мягко ответил Кирилл.
Стеша быстро вскинула на него глаза. Он стоял рядом с ней, касаясь ее плеча. Но в темноте лица его не было видно, и оно представилось ей таким же, как и всегда, – улыбчивым.
– Еще бы! «Не виню». На меня надо все свалить. Тут черт ногу сломит! – грубо выкрикнула она и спохватилась: – Ох, простите, пожалуйста. Я скоро не знай, что сделаю… я заплачу.
– Вот еще… вот еще, – растерянно начал успокаивать ее Богданов. – Конечно, ты тут ни при чем. На строительстве нас ждут, неладное там, сама знаешь. А Кириллу на поле надо выезжать, это верно. А мы вот тут болтаемся, – с досадой закончил он.
– Вот, вот и… валите все на меня.
– Успокоил! – Кирилл качнулся в сторону. – Кто-то едет.
Они уже в сотый раз останавливались, всматривались в сторону урочища, ожидая, что оттуда кто-нибудь подъедет им на помощь, прицепят машину к лошадям, выволокут ее из тины. Пустяковое дело. На это потребуется полчаса. Но из урочища никто не появлялся, и это раздражало, томило их.
Нелепость положения Богданов сознавал яснее всех и знал: стоит только ему сделать какой-нибудь неверный шаг, проговориться, выболтать неосторожное слово, как взметнется Кирилл, взорвется Стеша, – и тогда вряд ли удержится их крепкая дружба.
– А где теперь Плакущев? – задал он вопрос, желая отвлечь внимание Кирилла и Стеши от того нелепого положения, в которое они попали.
С упоминанием о Плакущеве всплыла лесная сторожка далеко от долины Паника и ночь, почти такая же темная – лакированная. За столом в сторожке сидят Богданов, Кирилл Ждаркин, Захар Катаев, Шлёнка, Гришка Звенкин, а чуть поодаль – Стеша, ожидающая над собой суда за Яшку.
Первым в сторожку ввели Илью Гурьянова. Он вышел на свет, как из подвала, протер глаза, осмотрелся, стараясь не глядеть на людей, и на вопрос: «Сколько вам лет?» – ответил:
– Лета тут ни при чем.
– С какой целью вы организовали восстание?
Илья чуть-чуть улыбнулся.
– Глупый вопрос. Глупее в жизни не слыхал.
– Вы, может быть, закурите? – Богданов подвинул ему папиросы.
– Не балываюсь. Спасибо, товарищ Богданов.
– Почему же вы не хотите отвечать по-деловому?
– По-деловому задавайте вопросы.
– Этот вопрос деловой – с какой целью вы подняли кулачье?
Илья снова смолк, затем, подумав, сказал:
– Не обольщайте себя… Кулачье!.. За нами шли массы… Хлеборобы.
– Но они же вам и вложили, – вмешался Кирилл. – Ты что ж думаешь, мы вот впятером тебя поколотили?
Илья посмотрел на Кирилла и дрогнул.
«Убьет», – подумал он и свернулся, не отвечая ни на один вопрос.
– Та-ак, – проговорил Кирилл. – Приведите-ка Маркела Быкова.
Маркел не вошел, а вполз, словно у него были перебиты колени, и, поднимаясь, часто закрестился, зашепелявил. Увидав за столом Кирилла Ждаркина, кинулся ему в ноги:
– Кирилл Сенафонтыч. Да что ж это, а? Умертвить меня хотите? А? Людей в воду, захлебнулись. А меня?… Седину мою?
– Факт, – пошутил Кирилл.
– Смутили, смутили меня, – затараторил Маркел.
– Петра Кулькова, – отдал распоряжение Кирилл.
Петр Кульков вошел, как на гулянку. Заложив руку за борт пиджака, он, раскланявшись со всеми, взял папиросу, закурил, брезгливо осматривая валяющегося на полу Маркела, и, усмехаясь, сквозь зубы процедил:
– Зачем вам валяться, Маркел Петрович? Я вам в долине не раз сказывал – давайте сматывать удочки, народ в обратную сторону вести: далеко зашли.
– Ты? – удивленно, с пригнусом вскрикнул Маркел и поднялся. – Ты? Ах ты кривой беркут!
– С какой целью вы организовали восстание? – спросил Богданов, обращаясь к Петру Кулькову.
– Мы? Я тоись? Ко мне этот вопрос не подходит.
– Как – не подходит? Да ведь ты…
Кульков перебил Кирилла:
– Я прошу вас по закону со мной… Почему я вас – на «вы», а вы меня – на «ты»? Откровенно я вам говорю: пошел в долину исключительно с той целью, чтобы разложить народ. Вы знаете, я в восемнадцатом году в Полдомасове советскую власть утвердил. Да, я.
– Вишь ты, беркут кривой! – Маркел Быков– уставился на него и снова кинулся к Кириллу: – Батюшка, милай… мы ведь с тобой… Ах, ты-ы! Да что же это я? Как сказать? А… Я ведь… Братики! Я ведь сроду человека пальцем не тронул.
Гришка Звенкин сидел в углу. Из-под марли на голове еще сочилась кровь, глаза были трепетные, как у подшибленного галчонка, и весь он дергался, часто прикладывая ладонь ко лбу, нагибался к Стеше, жалуясь.
– Мутится у меня все… Я бы сейчас, знаешь чего – уснул бы.
– Ступай поспи, – посоветовала Стеша.
– Нельзя… Свидетель я.
– А ну, расскажите, товарищ Звенкин, – обратился к нему Кирилл.
Гриша рассказал. Когда полдомасовцы ворвались на второй этаж каменного дома, Гриша метнулся к окну, хотел выпрыгнуть, в это время кто-то ножкой от стула Ударил по затылку, и он свернулся, присел в углу, как куренок… Потом поднялся гам, рев, стоны, потом все стихло, комнаты опустели… Гришка, пристывший в углу, сквозь струи крови увидел, как в комнату вошел Маркел Быков, вооруженный деревянным рубчатым бельевым вальком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90