– Для себя нам ничего не нужно, – твердо ответил эльф. – И мы не собираемся выбирать. Это право принадлежит кавалеру Ахайре. Мы лишь хотим увидеть, что Альва делает свой выбор свободно.
Чародейка нахмурилась. Предложение эльфа не вызвало в ней энтузиазма. Она могла бы отказаться, но тогда попала бы в такой же тупик, в какой пыталась загнать своих гостей. Должна быть хоть видимость справедливости, чтоб получить хотя бы видимость доброй воли. А без доброй воли Альва не представляет для нее особенной ценности. На это и рассчитывал Итильдин.
Помедлив, она приказала Хатталю принести кольцо. Дэм Таллиан храбро надела его на палец и поклялась во всем, что от нее требовал эльф.
– Ты точно знаешь, что делаешь? – тихо спросил Кинтаро.
– Если я ошибся, можешь свернуть мне шею, – прошептал Итильдин.
Он подошел к трону Дэм Таллиан и, прежде чем кто-либо успел опомниться, влепил Хатталю хлесткую пощечину.
Вина, плеснувшаяся в глазах фарри, все ему сказала. Настоящий Хатталь закричал бы: 'Чего дерешься, белобрысый ублюдок?' Но он не закричал. Он был готов принять что угодно.
– Это тебе за тот год, что ты провел без нас. Это, – он ударил его по другой щеке, – за ту неделю, что мы не знали, кто ты такой. А это… – оборвав себя, эльф поцеловал его жадно, взасос. – Если это не кавалер Ахайре, нам не нужен никто другой, – сказал он, когда смог говорить.
Чародейка хлопнула в ладоши – и…
На него смотрели зеленые глаза Альвы, и руки обнимали его, и рыжие кудри, заплетенные в сотню косичек, спадали на плечи, а на губах играла нахальная и нежная улыбка Хатталя.
– Ты знал, ты догадался, благодарение небу! – И по старинной привычке кавалер Ахайре совсем было собрался упасть в обморок, но его подхватил Кинтаро.
– Что значит «ана бахабэк»? – прорычал он низким, рокочущим голосом, который можно было бы счесть угрожающим. Но они хорошо знали эти нотки.
– «Я тебя люблю», идиот! Это значит «я тебя люблю»! Зря ты столько времени провел в Арислане? – завопил Альва, и они стиснули друг друга так, что чуть не затрещали кости.
Кажется, они на несколько минут забыли обо всем, в том числе и о чародейке. Первым о ней вспомнил Альва. Он высвободился из объятий, подошел к ней и поднес к губам ее руку, не почтительным, а скорее фамильярным жестом.
– Благодарю за наставничество, желаю счастья в личной жизни и надеюсь больше никогда с тобой не встречаться. А теперь, будь любезна, отправь нас в Селхир, пока кольцо не начало действовать.
– Ты пожалеешь, что бросил обучение! – сказала она безжизненным голосом.
Кавалер Ахайре беззаботно пожал плечами:
– Не больше, чем пожалел мой отец, что отправился в Иршаван.
…Когда они шагнули на землю из портала, солнце садилось. Кругом простиралась широкая однообразная равнина, заросшая вереском. Лишь на западе ее оживляли холмы и купы кустарников.
– Обманула, чертова баба! – сказал с досадой Альва, еще не забросивший лексикон Хатталя.
– Не так чтобы очень, – возразил Кинтаро. – Там илмайрская граница, а вон там Селхир. Дня три пути, не больше.
Способность Кинтаро ориентироваться в Дикой степи никогда не подвергалась сомнению. Итильдин на мгновение прикрыл глаза, словно прислушиваясь к внутренним ощущениям, и протянул завороженно:
– Я знаю эти места. Милях в тридцати к востоку мы приняли бой.
– Верно. Это равнина Терайса, куколка. Земля эссанти. Здесь все началось между нами.
– Не хотелось бы, чтоб здесь и закончилось, – нервно хихикнул Альва.
– Да брось, рыженький. Это же степь. Утром загоним какое-нибудь четвероногое мясо, зажарим на костре. На дым наверняка припрутся наши, если далеко не откочевали. Или разъезд из Селхира встретим – не придется добираться пешком. А заночевать можно вон в той ложбинке. Только спать тебе не придется, мой сладкий, сразу предупреждаю, – степняк прищурился, многообещающе глядя на Альву. – В степи на меня такая охота нападает!
Пока они шли, сгустились сумерки, и тут, словно по волшебству, в намеченной ими ложбинке вспыхнул костер.
– О, не иначе нас дожидаются, – беспечно сказал Кинтаро, даже не замедлив шага.
– Хоть меч-то достань, – попробовал удержать его Альва.
– Это степь. Чего нам тут бояться, рыженький? Если уж на то пошло, чего вообще нам бояться?
– И то верно, – признал Альва, и настороженность его как рукой сняло.
В первый момент, подойдя к костру, они опешили. Сам лагерь не внушал ни малейших опасений: ожившая картина «Ужин в степи» – расставленный пестрый шатер, какими пользуются купцы с юга, оленина, аппетитно шкворчащая над огнем, небольшой походный бочонок пинт на десять с выбитым донцем, полный темного вина. Но те, кто раскинул лагерь, казались по меньшей мере странными.
– С маскарада, что ли, сбежали? – пробормотал Альва, единственный, кто сумел облечь свое изумление в слова.
Высокая черноволосая женщина, черпавшая вино из бочонка, с улыбкой отсалютовала им кружкой. Не то чтобы приветливо, а так, будто давно поджидала гостей, и вот они наконец соизволили явиться. Пожалуй, из трех обитателей лагеря она выглядела наименее экзотично. Смуглая кожа, волосы заплетены в четыре косы по степному обычаю. Высокие сапоги с отворотами, старинный кожаный панцирь с золотым тиснением на груди: геральдический дракон. Барсова шкура театрально повязана вокруг пояса, пальцы унизаны дорогими и дешевыми перстнями, искрящимися в свете костра – сапфиры, рубины, кошачий глаз. Сочетание крикливой роскоши и походной одежды навевало мысли о разбойничьем промысле или о традициях минимум трехтысячелетней давности. Оружия при ней не было, разве что нож в сапоге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117