и сразу догадается обо всем. Но почему меня должны остановить?
Но зачем Великая Армия подделывает испанские песеты?
На широкой, тускло освещенной улице я нашел нужный адрес не без труда. То оказался один из четырехэтажных оштукатуренных домов, построенных лет сто назад; вряд ли его отремонтировали с тех пор. У мистера Спровиса, занимавшего цокольный этаж, одно ухо было заметно длиннее другого — эту странность я мог объяснить лишь привычкой тянуть себя за мочку. Он, как и все остальные, вышедшие с ним разгружать фургон носили столь любимую воинами Великой Армии бороду.
— Я приехал вместо Пон…
— Никаких имен, — прорычал Спровис. — Так слышишь? Никаких!
— Хорошо. Мне сказали, вы разгрузите, что я привез, и что-то погрузите снова.
— Д-да.
Я набросил лямки торбы на уши лошади и двинулся к Восьмой авеню.
— Эй! Ты куда это?
— Перекусить. А в чем дело?
Он посмотрел на меня с недоверием.
— Нет, ничего. Но не заставляй нас ждать, понял? Минут через двадцать сможем ехать.
Мне не понравился мистер Спровис. В закусочной-автомате, где хитроумный механизм выдавал порции стоило опустить монетку в прорезь, я накинулся на рыбу с картофелем. Но удовольствия от того, что хоть на сей раз я увернулся от осточертевших хлеба и сердца, было испорчено мыслями об этом подозрительном разноухом. А ведь даже в самом лучшем случае я находился сейчас лишь посредине своего ночного пути. Что грузят в фургон Спровис и его помощники, я понятия не имел. Но знал наверняка: власти за такой груз по головке не погладят.
Я вернулся на угол Двадцать шестой улицы вовремя — но темной массы фургона, громоздившейся у обочины, когда я уходил, уже не было. Встревоженный, я побежал. Нагнал его у поворота, на середине квартала. Подпрыгнул и, ухватившись за щиток, прикрывающий возницу от летящей из-под копыт грязи, подтянул наверх.
— Вы что?
Сильный удар в плечо едва не сбросил меня обратно на мостовую. От дикой боли рука сразу онемела. В отчаянии я цеплялся из последних сил.
— Поддержи его, — рявкнул кто-то, — это сопляк, что пригнал фургон! Пусть лезет.
Новый голос, принадлежащий, видимо, тому, кто меня ударил, буркнул назидательно:
— Побереги себя, друг. Не прыгай этак-то, не предупредивши. Я ведь мог тебе и перо в бок вставить.
А я лишь повторял:
— Вы что? Вы что? — поехали без меня? Я же отвечаю за фургон!
— Он отвечает, вы гляньте! — передразнил меня голос из глубины фургона. — Какие мы невежи, что не подождали владельца!
Я сидел, зажатый между возницей и тем, кто меня ударил; плечо болело, и теперь, когда гнев мой схлынул, я впервые по-настоящему испугался. Вокруг были боевики Великой Армии — те, кто регулярно совершает избиения, поджоги, ограбления и убийства. Я был безрассуден, но мне повезло; лучше и не пытаться завладеть вожжами.
Позади слышались дыхание и бормотание, выдававшие присутствие других людей — но и без того мне было ясно, что фургон перегружен. Мы повернули на север по Шестой авеню; в свете уличных фонарей я увидел, что правит Спровис.
— Давай, давай! — понукал он. — Ну, пошла!
— Это лошадь, а не паровоз! — запротестовал я.
— Что ты говоришь? — раздалось сзади. — А мы думали, фирменный поезд «Эри» Железнодорожная компания «Эри» возникла в 1832 году, реорганизовывалась в 1861 и в 1878 годах. С момента второй реорганизации называлась «Железнодорожная компания Нью-Йорка, озера Эри и Запада». Обслуживала основную железнодорожную магистраль, соединявшую Нью-Йорк и Чикаго.

.
— Она устала, — я пытался стоять на своем, — и груз очень тяжелый.
— Заткнись, — негромко велел Спровис. Его голос был спокоен, но исполнен угрозы. Я заткнулся.
Гнать с такой скоростью казалось мне безумием по нескольким причинам. Прежде всего, это привлекало к фургону внимание, да еще в такое время, когда грузовые перевозки практически завершились, и на улицах остались частные экипажи, кабриолеты, наемные лошади для верховой езды да минибили. Я отчетливо представлял себе, какая толпа соберется, если наша лошадь падет — и сколько всевозможных подозрений на наш счет эта толпа выскажет. Не приходилось даже надеяться, что храбрости Спровису придает сознание своей чистоты перед законом; что бы мы ни везли, наверняка оно было не безобиднее фальшивых купюр.
Время от времени до меня долетали обрывки разговоров, которые вели между собою люди Спровиса.
— …Я говорю: слушая, ты неплохо заколачиваешь на продажах за кордон. Или ты…
— Ну и конечно, он все поставил на двадцатидолларовый билет, хотя…
— …Уплатил налоги, говорит. Твои налоги, говорю — твоя забота. А моя забота — твои пожертвования нам…
Равномерное пыхтение позади не сразу привлекло к себе мое внимание; но когда мы повернули на восток в районе Сороковых, я воскликнул:
— Минибиль за нами!
Едва я успел сказать это, маневренная машина рванулась вперед, впритирку с фургоном, резко обогнала нас и стала отжимать к тротуару. Лошадь, должно быть, настолько вымоталась, что не смогла даже испугаться — просто встала, как вкопанная, и я услышал брань повалившихся друг на друга людей в фургоне.
— Нет, не легавые!
— Не скажи!
— И всего за полквартала от…
— Живо, ружья в руки!
— Да не ружья! Навалимся и прорвемся. Пневмашки, если есть у кого. А так — перья и кулаки. Ну, вперед!
Они стремительно вымахнули наружу мимо меня, и я остался один на козлах — единственный зритель, но сидящий очень удобно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79