— Какой номер?— В возбуждении Эшли вновь дернул вывернутую руку, и Роберто взвизгнул от боли.— Говори!
По этому номеру я должен был позвонить, если вы уйдете из отеля сообщить время ухода и имя вашей спутницы
— И ты это сделал?
- Да, синьор.
- Когда?
— Как только вы ушли с ее сиятельством
- Какой номер?
- Я я забыл его синьор.
- Вспомни!
— Э, Сорренто 673
- Что-нибудь еще7
- Нет, синьор, ничего! Больше ничего, клянусь матерью и могилой отца!
— Зачем он просил передать мне ничего не знача щие слова?
— Я... я не знаю, синьор!
— Подумай.
— Чтобы, чтобы посеять между вами недоверие
- Спровоцировать ссору?
- Он на это рассчитывал.
- Ты должен был доложить об этом?
- Да, синьор
- Если ты лжешь Роберто.
-. Синьор пожалейте меня! Я клянусь, что рассказал всю правду.
Тогда Эшли отпустил его, и бармен поплелся прочь, мае сируя плечо. Журналист не винил его во всех смертных грехах В эти тяжелые для Италии времена человек редко задумывался над этикой поступка, приносящего десять тысяч лир, необходи мых для того, чтобы накормить жену и детей.
Эшли одернул пиджак, поправил галстук и задумчиво зашагал к бару, притулившемуся за бензоколонкой на другой стороне площади. Купив жетон, он прошел к телефону-автомату. Набрал 6-7-3. Раздались гудки, сменившиеся мужским голосом: "Слушаю! Вилла Орнаньи".
Эшли повесил трубку и вышел из бара. От асфальта мостовой и стен домов тянуло жаром, но он дрожал от холода, как человек, только что заглянувший в собственную могилу Вернувшись в отель, Эшли увидел у парадного подъезда голубую "изотту" и пикап, в который носильщики под наблюдением шофера в темно-синей униформе укладывали чемоданы. Управляющий отеля почтительно прощался с Козимой и Ор-наньей. Таллио Рацциоли и Елена Карризи о чем-то переговаривались, держась чуть в стороне. Эшли приветствовали кивками и вежливыми улыбками. Его приход ускорил церемонию расставания, и две минуты спустя они сидели в "изотте", Ко-зима и Орианья — на переднем сиденье, Таллио и Эшли позади,. Елена между ними.
Орнанья осторожно вырулил на площадь, замелькали дома, переулки, и скоро большая машина вырвалась на шоссе, ведущее на запад, к оконечности полуострова.Они откинули верх "изоты", ветер ерошил волосы и приятно обдувал лица; листья обрамляющих дорогу олив безжизненно повисли, стрекотанье цикад перекрывало урчание мощного мотора. Небо сияло голубизной, а за серыми холмами с укрывшимися меж них рыбацкими деревушками синело море.
Орнаиья пребывал в отличном расположении духа. Машину он вел быстро и уверенно. С его лица, отражающегося в зеркале заднего обзора, не сходила улыбка, и он то и дело указывал на остающиеся позади достопримечательности. Постепенно разошлись и остальные, за исключением Елены Карризи, застывшей, как статуя, между Эшли и Таллио.
Наконец они свернули на узкую, мощенную булыжником дорогу и подъехали к высоким железным воротам, встроенным в каменный забор и украшенным гербами дома Орнаньи. Герцог нажал на гудок, и сгорбленный седенький старичок с морщинистым лицом затрусил к воротам, открыл их и подошел, чтобы поцеловать руку своего господина. Орнанья улыбнулся и дружески потрепал его волосы. Затем отпустил сцепление, и "изотта" поползла вверх, к вилле.
Здание поразило Эшли. Почему-то он ожидал увидеть одну из белых квадратных коробок со слепыми стенами и мавританскими нишами, часто встречающихся на Капри. Вместо этого он оказался перед тремя этажами великолепного барокко, с причудливыми балконами и резными дверьми, широкой террасой и мраморной балюстрадой, зеленой лужайкой, уходящей к апельсиновым садам и оливковым рощам. Вековые сосны поднимались над крышей. Клумбы радовали глаз разноцветьем.
Орнанья выключил двигатель, двери раскрылись, им навстречу вышел высокий седовласый мужчина, по виду мажордом. Еще полдюжины слуг, мужчин и женщин, выстроились в холле. Мажордом помог им выйти из машины, Орнанье, Ко-зиме, затем и остальным. Когда очередь дошла до Елены, мажордом обнял ее и расцеловал в обе щеки. Девушка прит никла к его груди, и Эшли показалось, что она вот-вот расплачется.
Герцог поймал удивленный взгляд журналиста и улыбнулся.
— Управляющий моим домом — Карло Карризи. Елена — его дочь.
— О!
А что еще мог сказать Эшли? Где уж ему разобраться в хитросплетениях клана Орнаньи! После завершения ритуала встречи почтительный слуга проводил Эшли в отведенную ему просторную квадратную комнату с 'большой кроватью и пологом, лепным потолком и окнами, выходящими на круглую бухту у подножия крутого обрыва.
Солнце слепило глаза. Жара усиливалась. На тонком полотне рубашки проступили пятна пота. Эшли подумал, что пора искупаться, подошел к обрыву и посмотрел вниз.Узкая тропинка круто спускалась к полоске песка. Редкие, выступающие из него скалы отбрасывали желанную тень. Эшли отошел от края и направился к тропинке. Ему осталось пройти по ней лишь дюжину ярдов, когда из-под его ноги выскользнул камень и последнюю часть пути он проехал на пятой точке, чертыхаясь и кляня все на свете.
Затем он услышал серебристый смех Козимы. Она лежала на большом полотенце, загорелая и прекрасная. Эшли встал, отряхнулся, а затем сел с ней рядом. Смех стих, Козима приподнялась и прижалась к его груди.
— О! Ричард! Дорогой! Я так надеялась, что ты придешь. Со вчерашнего дня мы ни минуты не были вдвоем. Мне надо так много сказать тебе... объяснить...
— Я решил выкупаться.
— Отличная мысль. Мы можем поплавать вместе.
— Давай сначала поговорим.
Эшли снял рубашку и бросил ее на песок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33