– Нельзя предавать собственную натуру, – сказал Грог, наш философ. – Кем ты теперь будешь без своих праздных вечеров, бесцельных поездок на метро, долгих походов по книжным?
– А может, ему понравится, – высказал свое мнение Хорхе, как всегда сдержанный и спокойный. – Что не причиняет вреда, то полезно. Кто это сказал?
Я рассказал им про Сельву Гранадос. Все трое пришли к заключению, что мне надо было устроить ей ночь любви. Я так и не смог убедить их, что между ним и Конде идет настоящая война и что она искала во мне лишь союзника.
– Все-таки понаблюдай за действиями ветеранши, – сказал Диего. – И может, в одну из ночей…
– Холодной ветреной ночью…
– …в темноте…
– Каждому необходимо немного любви, – изрек Грог. – Тем более что из всякой любви мы извлекаем урок, каким бы он ни был.
Но в течение той осени и зимы я не извлек никакого урока любви (и тем более с профессором Гранадос). Случайная встреча с моей безнадежной любовью все-таки произошла, когда я ее вовсе не ждал. Она пригласила меня к себе, и я воочию увидел причину ее отговорок: склянки с лекарствами, рецепты, термометры, медицинские книги. Я понял, что она была законченным ипохондриком. На протяжении долгих часов мы говорили с ней исключительно о головной боли, о повышенной кислотности, о несчастных случаях, происходящих во время депрессии, об ужасных экзотических заболеваниях. Когда я уходил, кровь стучала у меня в висках, я испытывал тошноту и колющую боль в груди. Когда я увидел ее на улице в следующий раз, эту женщину, я, чтобы избежать встречи, зашел на почту и пробыл там, пока она не скрылась из виду.
Тот год был совсем не хорош для любви. И не только для любви – почти для всего. За исключением встреч с кайманами, которым я рассказывал об эпизодах моей истории. Теперь на эти еженедельные встречи по средам приходили только мы с Грогом, чтобы за разговором внести хоть какую-то вразумительность в окружающий нас мир. Моя работа на факультете стала своеобразным рефреном для наших посиделок, источником скрытых символов, с помощью которых Грог пытался предугадать мою дальнейшую судьбу.
– Кафедра, – обычно говорил мне Грог за бутылкой пива, – это только преддверие твоей настоящей жизни.
Тысяча версий
В понедельник, когда я пришел на работу, входная дверь была не заперта. В первой комнате никого не было, но дверь в Берлогу тоже была открыта. Я ни капельки не сомневался, что застану там профессора Гранадос, ломающую замок Склепа. Я ворвался туда, как вихрь. Профессор Конде подскочил на своем стуле.
– Как вы меня напугали, молодой человек. Я не слышал, как вы вошли.
Он дремал, положив голову на широкий стол, за которым обычно сидели студенты, допущенные в Берлогу.
– Нам нужно поговорить о работе. Но сперва я бы выпил чашечку кофе.
Я взял две чашки, единственные, которые были у нас на кафедре, и пошел на кухню. Там я встретился с секретарем кафедры прикладной философии, которая готовила себе цветочный чай. Я заметил, что ее голова и плечи были присыпаны белой пылью – раскрошенной штукатуркой.
– Сверху упало, прямо мне на голову, – объяснила она. – Черт бы побрал эту влажность. Мне рассказывали об австралийской системе укрепления стен с помощью жидкого каучука, но в университете нет средств.
Я рассказал ей об обвалившемся потолке у нас на кафедре. Ей не понравилось, что мои неприятности оказались серьезнее ее проблем, и она предпочла пропустить мой рассказ мимо ушей.
– Вдобавок ко всему мне даже не к кому обратиться за помощью, – продолжала она. – Комендант очень болен. Сильное нервное расстройство. Однажды я попросила его сделать хоть что-нибудь. Он ограничился тем, что долго разглядывал стены, а потом доверительно мне сообщил, что пятно напоминает ему лицо одного человека. Не знаю, кого он увидел, но через мгновение он заплакал. Мне пришлось напоить его кофе, чтобы хоть как-то утешить. Теперь я уже не решусь обратиться к нему опять, даже если все здание рухнет.
Она явно настроилась продолжать рассказ о своих неприятностях, но меня ждал Конде. Я вернулся к нему с двумя кофе. Конде выложил на стол сморщенный кожаный портфель. Ручка была перевязана бечевкой из волокна агавы.
– Здесь все мое сокровище. – Он выдержал паузу, в надежде, что я проявлю любопытство. – Единственный сохранившийся рассказ Брокки. Даже не рассказ, а короткая новелла.
Он открыл портфель и вывалил его содержимое на письменный стол. Около сотни страниц.
– У меня дома еще два ящика. На днях я все принесу.
Среди этих бумаг имелись страницы и написанные от руки, и отпечатанные на пишущей машинке, фотокопии, вырезки из газет, какие-то – более или менее ровные, другие – помятые, в пятнах, обрезанные, склеенные клейкой лентой… На каждой странице вверху стояло одно и то же заглавие: «Замены» Омеро Брокки. Было достаточно беглого взгляда, чтобы понять, что содержание многих похожих фрагментов разительно не совпадает.
Я уселся за стол, не сводя взгляда с бумаг. Это был toi материал, с которым мне предстояло работать. Я невольно задался вопросом: как я здесь оказался, как попал в эту комнату, называвшуюся Берлога, какая ошибка молодости привела меня к этому скопищу желтоватой бумаги?
– Я не рассказывал вам историю этой новеллы? Омеро Брокка симпатизировал одной экстремистской организации, но потом его обвинили в том, что он – двойной агент. В это время он написал рассказ, который опубликовали в партийном журнале. Но еще до его публикации главный редактор журнала внес в текст изменения, чтобы с их помощью передать секретное сообщение своим агентам. Это была первая трансформация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51