Но, к превеликому сожалению, правила движения в колонне, о которых Крысолов напомнил перед выездом, это запрещали: никаких обгонов, никакого лихачества.
«За что я и ненавижу эти гребаные кортежи», — подумал Тюремщик.
Закат во всей своей угрожающе-восхитительной красоте остался позади, постепенно сдавая позицию неизбежным сумеркам, воротам ночи.
— Что б такое включить? — поинтересовался Бешеный у небрежно держащего руль одной левой Тюремщика, выложив себе на колени с десяток плоских пластмассовых коробочек.
— На твое усмотрение, — отмахнулся Тюремщик. — Мне сейчас все будет по душе.
— Ладно. Тогда что желаем больше? Поплакать? — Он взмахнул перед лицом Тюремщика коробочкой с надписью Within Temptation, насколько успел прочитать Андрей. — Посмеяться? — Мелькнули надписи «Король и Шут» и «Сектор Газа». — Может, покричать? — Остроконечные буквы «Ария». — Или по тяжелячку пройдемся? — задумался Бешеный, рассматривая рисунки на коробках с надписями Fear Factory, Marilyn Manson и Soulfly.
— Давай по тяжелячку, диджей, — определился Тюремщик, доставая тем временем из нагрудного кармана аккуратно склеенную самокрутку. — Будешь? Петрович подсуетился, говорил, цепляет с первой тяги. Проверим?
Андрей заинтересованно, будто за зверем в клетке, наблюдал за Бешеным. Как тот извлекает из плоской коробочки диск с зеркальной поверхностью, прокручивает его в руках, вставив указательный палец в отверстие посередине, обдумывает предложение Тюремщика, а потом всовывает диск в какой-то прибор у себя над головой. Тот сразу засветился мягким синим светом, на экране появились буквы Sepultura, и после этого бегущей строкой прошло: Refuse-Resist.
— Петрович, говоришь? Надо попробовать, раз сам Петрович подогнал. В прошлый раз было… — И он довольно присвистнул, сделав головой несколько круговых движений и сведя глаза к переносице. — Улет!
— О, а композиция в тему, — подметил Тюремщик, когда из подкрепленных усилителем динамиков задребезжала музыка.
Затем Бешеный резко оглянулся назад, заставив следящего за ним Андрея подпрыгнуть на месте и часто-часто заморгать, будто застуканного за рукоблудием церковного служителя. Какое-то время огненный гребень был нацелен в сторону Андрея. Бешеный наблюдал за тем, как тот поведет себя под прицелом его сурового, из-под сдвинутых бровей взгляда. Но потом его лицо расплылось в улыбке, он снова подмигнул молодому, а затем громко стукнул закрывающимся люком.
Фургон «Монстра» начал наполняться странными звуками. Не сразу Андрей понял, что этот нарастающий шум и есть музыка. Странно, ведь в его понимании музыка была совсем не такой. Он слушал в последний раз ее очень давно, еще когда подача электричества в дома не была ограничена несколькими часами утром и вечером. Музыка хранилась у матери в ноутбуке вместе с необходимой для ее работы медицинской информацией. Она там была разной, но в основном русские песни, на понятном языке. Некоторые из них Андрей заучивал наизусть, некоторые не любил за банальность текстов или просто за неуклюжее, по его мнению, исполнение, но то, что он слышал сейчас, больше походило на звуки, доносящиеся из металлокомбината, когда там пускали под резак очередную партию притащенного снаружи железа. А этот голос… Разве это голос? Это же крик дежурного заставы о том, что кордон прорван очередной волной прущей с поверхности нечисти! Да еще и с попыткой сделать это в ритм завывающему резаку и в такт грохоту десятка молотов в кузнице! Сашка даже демонстративно закрыл ладонями уши, покрутив пальцем у виска:
— Ненормальный какой-то, да?
— Не то слово, — улыбнулся Андрей, — бешеный! И музыка такая же.
Саша хмыкнул, почесал затылок.
— Слышь, а ты как отбор прошел? Ну, для экспедиции?
— Как и все, — нахмурившись, ответил Андрей. — Подал ротному заявление, тесты сдал — поспрошали там кое-чего, так и взяли. А что?
— Да ничего, просто некоторые удивляются, мол, что шпану взяли — тебя, меня, Лека, а старшаки остались наряды тянуть и в патрулях ходить.
— Ну так и что? Мы ведь тоже не на прогулку собрались.
— Оно-то так, — согласился Сашка, — но вояжерской романтики всем хочется. И нигде, кроме как в пути, не ощутишь. В нарядах скучно, а тут, — он обвел глазами борта фургона, — что ни говори, а интереснее. Едешь, что-то новое видишь, а не только сырые стены и потолок над головой. Знаешь, сколько желающих было в экспедицию? Наш замкомвзвода говорил, человек сто, не меньше. А тут нас с тобой взяли…
Андрей, отчего-то вдруг погрустневший, будто только после Сашиных слов осознавший, что в экспедицию он попал по дикой случайности, по чьему-то недосмотру, из-за ошибки в записях или потому, что его просто забыли вычеркнуть из списка кандидатов, насупился и отвернулся.
— Меня еще и отец отпускать не хотел, — протянув ноги и заложив руки за голову, сказал Саша. — Даже командира моего просил, чтобы похерили меня. Все надеялся, что не возьмут, что не пройду отбор. Он, знаешь, из тех, кто считает, что лучше до старости гнить в Укрытии, чем раз увидеть мир. Я же наоборот: живи быстро — умри молодым. А как твои отнеслись к этому?
— К чему? — потеряв ход мысли, поднял голову Андрей.
— Ну, что тебя приняли в экспедицию?
— Мать… как мать, — развел руками он. — А отец, когда мне еще два года было, умер… По крайней мере, из города точно не вернулся.
— Он у тебя что, сталкером был? — В Сашиных глазах вспыхнул огонек.
— Да нет, не сталкером, — вздохнул Андрей. — Биологом, но часто работал на поверхности. Однажды не успел до восхода солнца найти себе убежище — проводники заблудились и… — Он громко выпустил через ноздри воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18